Тотальное преследование - Николай Басов

К тому же вокруг платформы располагалось небольшое по меркам шельфа плато, и это было плохо: спрятаться тут было абсолютно негде. Зато милях в сорока находилась какая-то гряда. Том знал это совершенно точно, недаром лодировался на течения и навигацию в этом районе, в том числе, как он почти с удивлением вдруг осознал, и на подводную навигацию. К гряде он и направился.

Когда она стала уже высвечиваться на экране локаторов, Том обнаружил, что это не совсем настоящая гряда, а так, невысокая грядка… Но она обещала хоть какое-то укрытие.

Еще его не покидала мысль, что ему через два часа, если бы он не удрал с платформы, полагалось бы уходить на добычу. А ход его бота был не намного больше двадцати узлов. Это значило, что в тот момент, когда он достигнет гряды, на платформе заметят его отсутствие и скорее всего объявят тревогу, и то – при двух условиях. Первое, если никто не заметил, что он плюхнулся на спасательную лодочку и ушел в неизвестном направлении; и второе, если ребята, которые вылетели на платформу за ним, не прибудут раньше. Если они прибудут раньше, то сразу же попробуют его найти, а значит, у него еще меньше времени, чем пресловутые два часа, – скорее всего, меньше.

Бот шел не слишком глубоко, но все же в холодных водах, а следовательно, его можно было при желании выследить по тепловому шлейфу, который оставлял перегретый движок. Впрочем, выследить его можно было и по другим признакам, например по шумам, по волновому следу, неизбежному на такой скорости, да и вокруг зоны выработки платформы могли стоять какие-нибудь датчики, чтобы регистрировать каждое вторжение или незапланированный выход за эту условную, но вполне явственную границу. Или как-нибудь по-другому, чего Том не знает.

Вот только… Для того чтобы проследить бот по шумам, следовало остановить все работы на платформе, для поисков инверсионного следа нужно было выслать искателей за пределы взбаламученности, возникающей при добыче местных пород, а это выглядело маловероятным. «Впрочем, время подскажет, – думал Том. – Если я что-то сделал не так, где-то ошибся, мне укажут на ошибку, когда возьмут». Или не укажут, потому что он будет уже лишь предметом, подлежащим доставке… куда-нибудь для полного контроля и изучения. И для приговора, возможно, подразумевающего безусловное уничтожение.

Мысли эти были грустными, и Том от них попробовал отвлечься. Для этого сделал простейшую вещь, которой его научили еще во время учебы на первой платформе. Он оторвал от марли из гигиенического пакета довольно длинную полоску и липким пластиком-гидроизолятором, которым полагалось затыкать мелкие течи, приклеил эту полоску от одного стрингера до другого. Фокус был в том, что когда лодку серьезно сжимало, эта полоска должна была провисать. Она и стала провисать. Значит, глубиномер, который показывал, что бот уже подходит к пределу прочности лодки по глубине, не врал. Извеков оказался близок к той зоне, когда вода начнет проламывать обшивку и затоплять лодку, поднимаясь все выше и загружая ее не хуже балласта. И тогда ему останется только всплыть и попасть в руки врагов или утонуть в этой кабинке… Если раньше не задохнется из-за неспособности техники обеспечить ему дыхание.

Вот эту проблему вообще-то тоже полагалось бы решить. «Что я буду делать, – подумал Том, – когда настанет такой момент?» Дело в том, что неизвестно же, что с ним будут делать. Если его просто расстреляют, тогда скорее всего он выбрал бы расстрел. А если над ним начнут, как он полагал, экспериментировать, заживо выжигая рассудок, выявляя его возможности, – тогда и смерть от удушья не слишком страшна.

А еще Извеков попробовал думать о Нго. Она ему нравилась сейчас, она была чем-то светлым, без чего он не продержался бы на платформах так долго, и с таким… едва ли не удовольствием. Она ему многое дала.

А он ушел, не попрощавшись… Теперь оставалось только надеяться, что все у нее будет хорошо, что ее не станут «трясти» больше, чем необходимо, что в конце концов она родит и построит свое маленькое счастье. А его забудет, как забывала, вероятно, других неудачников, которых и прежде встречала в жизни.

Потом Том вошел в гряду, мертвую и темную на первый взгляд полосу возвышенностей и провалов. Пока он держался прежней глубины, все было почти нормально, но когда попробовал спуститься, корпус начал трещать. И тогда, под этот треск, Извеков понял, что не будет всплывать. Он останется тут, на дне, под обломками искореженного давлением бота, в этом самом кресле, и его тело, конечно же, скоро обнаружат какие-нибудь местные твари, которые им займутся, избавив от проблем похоронное бюро компании там, наверху, где светит солнце и живут остальные люди.

Том уже довольно долго и внимательно присматривался к бую, которым эти новые боты оказались оснащены. Это был довольно сложный прибор, с многочисленными функциями и возможностями, которые у Извекова, когда он стал буй оценивать, сложились вдруг в весьма примечательную схему.

Вообще-то схема эта не была для буя штатной, рассчитанной инженерами при проектировании. Но Том вдруг подумал, что если бы вот эта фигнюшка заработала чуток иначе, а вон та приняла бы сигнал не так, как рассчитано, а по-другому… Том и сам не очень-то понимал эти мысли. Они были, можно даже сказать, неправильными, потому что все, что сделано человеком в технике, всегда и везде работает именно так, как придумано, как нацелено, как она единственным образом может и должна работать. Но тут было что-то еще, что его очень заинтересовало. Он мог бы… «попросить» эти детали и блоки работать иначе и почему-то был почти уверен, что у него получится.

Это было похоже на те проекты, которые Извеков делал еще в Ярославле, вот только касались они не мощных силовых машин и установок, а микросхем, электронных «мозгов» приборов и какого-то другого, иного, не заложенного проектом смысла и назначения. Мысль о том, что уже сложившиеся приборы можно «лепить», как ребенок лепит что-либо из пластилина, была бы ересью… Опять же, если бы он не был так уверен в себе и в том, что думает правильно, что у него все может получиться.

Так было и на этот раз с этим буем и с приборами связи его бота.

Извеков еще разок все обдумал, проверил, хватит ли ресурсов его лодочки, и оказалось, что все возможно – техника справится, если он не переборщит, разумеется. И Том принялся за дело.

Он сделал неожиданную штуку. Переползая через хребет, который теперь казался мрачным, словно вход в преисподнюю, Том выстрелил этот буй и установил с ним связь. То есть где-то там, наверху, под заходящим солнышком, как и полагалось по времени, теперь болтался прибор, который находился в его полном подчинении.

Посредством этого буя Извеков попробовал установить связь с обычной добывающей лодочкой, которую должен был занять, чтобы… выйти на свою смену. И вот выяснилось, что при некотором навыке возможно было дистанционно управлять и ею тоже. Том так и сделал. Дал приказ этой самой лодочке выйти из подводной части платформы и направиться к тому району, который он и должен был обслуживать. А сам тем временем продолжал пилотировать свою крохотную субмарину, выжимая из ее двигателей все, что только возможно.