Убийства никого не красят - Сельма Эйчлер

— Я так и предполагала! Когда я вспомнила, что ты собиралась с приятельницей по магазинам, то решила, что к вечеру ты совершенно вымотаешься и…

— Желаю приятно провести время, — перебила я. Ещё чуть-чуть, и она бы договорилась до того, что исключительно забота о моем самочувствии подвигла её отправиться в театр с новым ухажёром. Что, на мой взгляд, было бы чересчур. — Созвонимся завтра.

* * *

Неожиданная перемена планов с подачи Пэтти не расстроила меня. Идея закутаться в халат и растянуться на диване вдруг показалась очень заманчивой. Я принялась расстёгивать пальто. Но, дойдя до последней пуговицы, остановилась, задумавшись. Любопытно…

Направилась к телефону. Однако, взявшись за трубку, тут же отдёрнула руку. Предположим, я права и она уже дома. Мой звонок предоставит ей возможность сказаться слишком усталой либо слишком занятой, да мало ли ещё слишком какой, чтобы принимать гостей. Нет, лучше рискнуть и смотаться туда на такси.

Я представляла себе Шарлотту Бромли сидящей на кухне с чашкой кофе. Её автоответчик утверждал, что она вернётся шестнадцатого, то есть завтра. Но я, например, всегда в таких случаях немного хитрю: называю дату возвращения, а на самом деле появляюсь дома на день раньше, особенно если приезжаю поздно вечером.

Хотя, возможно, я просто дурила себе голову, приписывая Бромли свои личные заморочки только потому, что страстно хотела застать её дома. Сказано же — шестнадцатого, так зачем тащиться через весь город, когда я и без того устала? Прождав целый месяц, денёк уж как-нибудь потерплю. Я расстегнула последнюю пуговицу, даже вынула руку из рукава — и опять передумала.

Заняться мне всё равно нечем, а услышать, что она скажет, страсть как хочется. Так что стоит прогуляться и выяснить, приехала она или нет? Что я теряю? Решительно сунув руку в рукав, я застегнула пальто.

Внезапно я прониклась уверенностью, что обнаружу Бромли дома и что она знает, кому принадлежит кольцо.

Я это кожей чувствовала.

Таксист высадил меня перед кирпичным зданием блеклого жёлтого цвета. Дом был старым и изрядно обветшавшим. Но закруглённые углы, окна с двумя и тремя створками и внушительный портал предполагали, что когда-то это жильё считалось престижным.

Вечер выдался холодным — больше похожим на февральский, нежели на мартовский, — и, входя в просторный вестибюль, я дрожала как осиновый лист. Вдруг, ни с того ни с сего, я припомнила, что сегодня пятнадцатое марта — Мартовские Иды, и поёжилась, но уже не от холода.

Справа от двери висел список жильцов. На серебристой табличке чёрными буквами было выгравировано: "Бромли, художник-ювелир." Нажав на кнопку рядом с нужной фамилией, я замерла в ожидании. Тишина. Снова нажала. Результат тот же. Приуныв, я уже собралась было уходить, как дверь позади меня распахнулась; порыв холодного ветра прижал полы моего пальто к ногам.

Обернувшись, я столкнулась лицом к лицу с человеком, которого меньше всего хотела сейчас видеть.

* * *

— У меня револьвер в кармане, — услышала я тихий бесцветный голос. — Стойте спокойно, ни малейшего движения. Если будете делать то, что я скажу, с вами ничего не случится.

"Как же, рассказывай! Случится, да ещё как!" — думала я, покорно следуя указаниям, и тут же почувствовала, как меня ткнули чем-то между рёбер. Не надо было опускать глаза, чтобы догадаться: револьвер более не лежал в кармане. А мой пистолет тридцать второго калибра, разумеется, находился там, где от него не было ни малейшего толка, — в моей спальне, в нижнем ящике комода.

— Ни звука, — приказали мне, и палец с ухоженным ногтем нажал наугад на кнопку.

В домофоне раздался хриплый мужской голос: "Кто там?"

Палец нажал на другую кнопку, на сей раз замок щёлкнул.

Рука распахнула передо мной дверь, и меня впихнули в холл.

— Идём, — услышала я негромкую команду. Теперь одна рука сжимала моё предплечье, а другая приставила дуло револьвера — аккуратно замаскированного моим же пальто, — к боку.

Мы свернули в коридор. Пожилая пара выходила из лифта.

— Осторожно — и улыбайтесь, — предупредили меня, для убедительности посильнее ткнув дулом.

Пара почти поравнялась с нами, рассеянно оглядывая и приветливо улыбаясь. Новый толчок напомнил мне, что следует улыбнуться в ответ.

Вымученной улыбкой я постаралась выразить дикий ужас, в котором пребывала, мысленно умоляя этих двух людей посмотреть на меня — и увидеть! Но они прошли мимо, и я услыхала, как захлопнулась входная дверь.

— Не останавливайтесь, — велели мне. Мы шли по длинному, плохо освещённому коридору, единственными признаками жизни были звуки работающих телевизоров, доносившиеся из-за серых дверей квартир.

Мы приблизились к лифтам, и на секунду я вообразила, что убийца в компании со мной намеревается нанести Бромли неожиданный визит, — видно, не одной мне пришло в голову, что ювелирша уже дома. Но дуло дёрнулось вверх-вниз — мне было предложено проследовать дальше.

Я поняла, что мы движемся к лестнице. И стоит нам оказаться на пустынной лестничной клетке, как мне уже не о чем будет беспокоиться.

Внезапно — сама не понимая, что делаю, — я резко остановилась, подняла ногу и вонзила острую шпильку, утяжелённую моим немалым весом, в подъем чужой ноги. Любоваться, как скачет, схватившись за ступню, убийца, я не стала. Вырвавшись из хищных лап, я устремилась назад, к выходу.

— Помогите! — заверещала я. Мой вопль, наверное, на Луне было слышно.

Ни одна дверь не открылась — печальное свидетельство людской глухоты в больших городах в девяностые годы нашего века.

* * *

Поразительно, какие скорости может развивать нетренированное и неприспособленное к кроссам тело, когда его направляет страх. Однако убийце теперь тоже было чего бояться. Когда на меня снизошло вдохновение, между нами оставалось уже не более полуметра.

— Пожар!!! — взвизгнула я.

Немедленно распахнулась дверь. За ней другая. Из третьей выскочил кряжистый мужчина, столкнулся с нами, и револьвер полетел на пол.

Всё-таки в низком центре тяжести есть свои преимущества. Пошатнувшись, я быстро восстановила равновесие, а затем, увидев, как убийца нагибается за оружием, двинула ногой куда следует. Один хороший удар — и убийца согнулся в три погибели.

Жильцов в коридоре прибывало с каждой секундой, и тут же поднялся немыслимый шум и гвалт: "Что происходит?"; "Так горим мы или нет?"; "Чьи это дурацкие шутки?!"

Револьвер куда-то запропастился, кругом возбуждённая толпа — альтернативы у убийцы не было. И, расталкивая людей-в прискорбно неджентльменской манере, Эрик Фостер ринулся прочь в вечернюю тьму.

Больше всего мне хотелось бухнуться в обморок; но и времени было в обрез, посему, выдернув носовой платок из сумки, я бухнулись на четвереньки и принялась озираться по сторонам.