Шантажист - Диана Билык

– Помогите, – кто-то взвизгнул над головой, и утащил меня в темноту.

Пришла в себя в машине скорой помощи. Арсен сидел рядом и покачивался вперед-назад, крепко сжимая мою руку.

– Прости меня, пожалуйста, – шептал он, склонив голову. – Прошу тебя, живи. Тая, пожалуйста, пожалуйста…

И я уплыла снова в черную муть.

Мне стало легче через несколько часов, я не особо следила, но по ощущению был уже далеко вечер.

Врачи посоветовали полежать в больнице еще денек. Из-за скачка адреналина я схватила гипертонический криз. Сосуды не только в носу полопались, но и в глазах. Я боялась смотреть в зеркало, напоминала жену Дракулы. Бр… Как Арсен не сбежал, не представляю. Сидел уперто в палате в уголочке, теснился на маленьком креслице и рычал на всех, кто пытался его поднять. Пришлось перетащить его к себе на кровать, где мужчина почти сразу сладко уснул. Следом я отключилась и проспала до утра, кутаясь в теплые объятия.

Захарова была сильно избита и измождена голодом, но держалась стойко, даже шутила. От врачей упрямо отмахивалась, но с удовольствием съела привезенные Арсеном фрукты.

Мы сидели в палате одни и ждали выписки, и рыжая все мне рассказала.

Другим жертвам маньяка повезло меньше – они домой не вернутся. Больнее всего было за Валю, а еще больнее за Артура. Я знала, что вся эта история ему аукнется на всю жизнь.

Этот конченный ублюдок – Борис – выбирал девочек из каталога клуба, потом «расписывал» лезвием их кожу, будто татуажем, и снимал для личной коллекции медленную гибель жертв.

Кровь примораживалась в венах от одной мысли, что пережили молодые девочки, которых спасти не удалось. Лена не была его целью, якобы типаж не тот, Борис выбирал худых и темноволосых. Рыжую поймал, когда журналистка разнюхивала в клубе информацию и вышла на его след, даже выяснила, где логово находится. Именно перед тем, как оказалась в лапах урода, она успела отправить мне фото с вывеской клуба. Выяснилось, что Борис работал в клубе «Ravine» неофициально фотографом, и прикрывала его та самая менеджер с красной сумочкой. Ее тоже уволокли полицейские. Подозреваю, что «прикрывала» она его за банальный трах. Сучка! Как таких земля носит?

– Скажите, а Владимир Алиев, где лежит? – спросила я у медсестрички, когда Арсен пошел к главврачу, выяснить, какие мне нужно принимать лекарства. Волнуется за меня больше, чем я сама, и мне неудобно было признавать, как царапало на сердце. Неспокойно было из-за Ворона.

– Не приходил в себя Алиев. На третьем, в реанимации лежит, – ответила женщина, пожала плечом и поспешила к выходу с этажа. Когда она почти исчезла за дверями, я подбежала к ней и попросила:

– Проведите меня, пожалуйста.

– А ты кто ему? – она прищурилась.

Я замялась. Что сказать? Что у меня с ним все сложно?

– Да все понимаю, – сдержанно заулыбалась женщина и заговорщицки прошептала: – Идем, покажу хоть издалека, но ты это… не нервничай, тебе нельзя.

Я кивнула и сглотнула, потому что горло сжимало болезненными тисками. А если Вова не выживет? Что тогда?

Пока шли по коридору, я считала удары сердца и ромбы кафельной плитки под ногами. Тридцать три, тридцать восемь… сорок.

Меня внутрь не пустили, позволили смотреть в окошко. Я припала к стеклу лбом и ладонями и не сдержалась – заплакала.

– Просыпайся, драный птиц, я хочу, чтобы ты жил. Хочу узнать, за что меня мучил.

Я не помню, сколько так стояла, всхлипывая и умоляя его открыть глаза, пока на плечи не легли теплые руки. Развернувшись, утонула в черных глазах Лиманова.

– Тая, что ты здесь делаешь? Ты чего? – он сжал мои плечи, всмотрелся в глаза, перевел взгляд на Вову. – Говорят, что нет шансов, – добавил горько. – Даже если очнется, будет овощем.

– Не-ет, – я замотала головой. – Так не должно быть. Он. Он… – я подавилась слезами, откашлялась и сжала кулаки. – Он Ворон, Арсен.

– Что? – засвистело над ухом. – Вовка? Зачем ему ты? Глупости.

Я могла лишь мотать головой, слова не шли, стояли в горле горькой полынью.

– У вас что-то было? – вдруг догадался Лиманов, а я оттолкнулась и отступила. – Ты его видела лишь раз, а ревешь, словно влюблена. Тая, отвечай.

– Да! – крикнула я. – Да! Было! Доволен? Я не хотела, я...

– Он принуждал? – мужчина нахмурился, сжал кулаки.

– Да. Нет. Не твое дело.

Мне было плохо. Я запуталась. Что ему сказать? Что меня возбуждали эти эротические игры на грани? Неуместно это, болезненно. Не хочу признавать свое поражение, не могу согласиться с тем, что мой шантажист, тот, кто пугал до отчаяния, но и заводил до дрожи, лежит на кровати, опутанный проводами, и никогда не поднимется. Никогда не скажет мне, чего хотел от меня!

– Тая?

– Да! Мы с ним спали! Он приходил в маске, и мне нравились эти игры. Я ненавидела его за это, а себя сейчас еще больше ненавижу. Зря я тебе дала шанс, зря подпустила к себе.

– Спокойней, кровь пойдет, – вдруг забеспокоился Арсен, потянулся, попытался взять меня за руки.

– Иди ты к черту, Лиманов! – выплюнула в сердцах. – Нашел время выяснять, кто с кем спал! Он не встанет... – я ткнула в сторону застывшего на постели Вовы. – Ты понимаешь? Он! Не. Встанет! – я развернулась и, рыдая, побежала по этажу. Сбила кого-то в белом халате, спустилась по ступенькам заплетающимися ногами, залетела в свою палату и рухнула на кровать.

Сердце в груди было будто мятая бумага. Царапало, хрустело, сжималось. Я разрывалась и не могла понять свои чувства. С одной стороны меня тянуло к Лиманову, хотелось, чтобы он стал отцом ребенку, а с другой Ворон… Я только сейчас осознала, как он был для меня важен. Не знаю почему, но важен.

Я стерла слезы и достала мобильный.

Его последнее сообщение, забило кол в мою грудь.

Raven: и после моей смерти ты не будешь летать свободно, потому что моя любовь будет держать тебя крепче золотой клетки.

Будто сумасшедшая, я писала сообщения, но никто не открывал их, никто не отвечал. Статус шантажиста горел жестоким «оффлайн».

Тая: прости, что не услышала.

Зажала пальцем рыдающий смайл, и экран заполонили цифровые слезы.

Я скрутилась на постели в калачик и, сдерживая крик, потянула на себя покрывало. Под пальцами хрустнул мобильный, экран пошел паутинкой. Сообщения сдвинулись и остановились на предпоследней просьбе Ворона:

«Я отдам тебе весь компромат, Афина, если ты своего Арсенчика нахрен пошлешь».

На допросе Соколов все переспрашивал, не встречались ли мы с ним раньше. Всматривался, пробирал русые волосы пальцами. Наклонял голову: в одну сторону, в другую. Щурился.