Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

В Фединых глазах все их палачи были, словно на одно лицо. Выделялся лишь коренастый бородач с гладко выбритым черепом, через который тянулся шрам. Мустафа. Похоже, нездешний; говорил негромко, мало, но к словам Мустафы остальные всегда прислушивались. На Федю этот супостат как-то особенно недобро посматривал, в такие мгновения холод ужаса сковывал пленного: «Что может быть на уме у такого?»

В один из дней Федя услыхал из уст мучителей приятное сердцу слово «музычка». Он навострил уши: посреди чужой гортанной речи родное слово «музычка» всплывало снова и снова. Вскоре пленники с удивлением увидали в толпе черноволосых бородачей симпатичного, стройного русского парня. Его здесь раньше точно не было. Светлые кудрявые волосы, синие глаза, гусарские усики; парень постоянно улыбался, шутил. Федя так хотел крикнуть ему: «Ты что?! Беги скорее, убьют!». Но парень, подойдя со всей толпой к пленным, принялся обзывать их самыми гнусными ругательствами. Одно непонятное слово Федя запомнил, а вечером спросил Сомова:

– «Москали» – это что значит?

– Значит – русские, – ответил командир.

– А он, что – не русский? – не понимал Федя. – Имя-то нашенское, Сашкой они его называли.

– Значит не русский, раз сам так решил. Отребье он бандеровское, – Сомов тяжело вздохнул. – Запомни, парень, раз и навсегда: бандит, он и есть бандит; нет у бандита ни нации, ни вероисповедания. Одно слово – бандит, этим всё сказано.

Федя кивнул, будто что-то понял…

Как-то во время очередного перерыва между пытками, когда лежащие в пыли на полуденном солнцепёке связанные солдаты, перепачканные кровью, грязью, потом, слезами и ещё неизвестно чем, начали потихоньку приходить в себя, увидели они, что у палачей появилась новая безделушка – проигрыватель компакт-дисков. Живодёры долго тыкали кнопки, пытаясь включить устройство, а когда завели музыку – принялись лихо отплясывать заводной, энергичный танец. Федя впился в танцующих неприятелей глазами, жадно ловя каждое движение. Танец завораживал. Федя сам не понял, как начал подёргиваться в такт.

Бородатые воители скоро заметили странное поведение русского. Улыбаясь, они развязали его и принялись подталкивать: «Давай-давай, танцуй». Федя сделал несколько робких движений. Недруги гоготали – им понравилось; стали хлопать в ладоши. Федя отрешённо сплясал; это был самый простой танец, но и он произвёл впечатление. Пленных отвели в яму, а через несколько минут сверху послышалось:

– Федя, эй, дэржи за танец! – и ему в руки упала большая ароматная лепёшка.

Федя разломил хлеб. Голодные солдаты с жадностью накинулись на еду. Скорее всех проглотил свою долю ефрейтор Шестопалов; он не мог отвести взгляд от последнего, оставшегося нетронутым куска. Но Федя поднёс его взводному. Тот лежал неподвижно, отвернувшись к стене.

– Поешьте, товарищ старший лейтенант.

– Пропади ты, шут гороховый! – Сомов не поворачивался. – Перед зверьём этим, под их дудку пляшешь; позоришь и нас, и себя!

Федя от таких слов чуть не поперхнулся, он об этом и думать не думал. Парень сгорал от стыда. Ведь, если начистоту – отплясывая для врагов, он получил небольшое удовольствие, точнее отдушину. Ему так не хватало этих танцев, но…

– Больше не стану для них танцевать; простите, товарищ старший лейтенант.

***

Тихими рассветными отблесками сквозь решётку в яму к узникам прокрадывался новый день. Если те из них, коим суждено сегодня умереть, узнали бы об этом, то наверняка особо и не расстроились. Всё шло, как обычно: ближе к полудню пленных вытащили на пытки. Лица сидящих чуть поодаль иностранцев застыли такими кислыми минами, словно это над ними, а не над русскими ежедневно проводят мучительные эксперименты. Хотя… в этом тоже своя правда: журналистов пытали, но не физически, а морально. И психологические опыты, проведённые с ними, похоже, принесли свои плоды: иностранцы были полностью сломлены.

Четверо солдат оказались на поляне, где их всегда пытали. До Фединых ушей доносился ставший привычным в такие минуты шёпот Алика:

– Бисмиллях, бисмиллях, бисмиллях… Ля иляха илля Ллах.

– Так что же такое ты всё время шепчешь? – спросил тихонько Федя. Но Алик, закрыв глаза, не слышал друга. Его правая щека нервно подёргивалась. За него ответил Сомов:

– Господа прославляет, по-своему… Спаси и сохрани нас, Христе Боже!

Чуть в стороне виднелась фигура скрюченного на карачках человека в камуфляже. Федя узнал Мустафу, который застыл, уткнувшись лицом в травку. Наконец он поднялся от земли, вскинул руки к небу и, поклонившись в сторону солнца, открыл глаза. На загорелом черепе Мустафы блестели капельки пота. Их взгляды встретились, и Федя сразу же отвернулся. Краем глаза он видел, с каким презрением Мустафа сплёвывает в его сторону.

Из динамиков донеслась вчерашняя музыка, парень услышал смех и обращённые к нему возгласы:

– Федя, эй! Давай, танцуй!

– Не буду, – к удивлению палачей, на этот раз ответил пленник.

Бородатые воины немного поуговаривали. Не добившись повиновения, принялись избивать. Вначале хлёсткие пощёчины обожгли Федино лицо, вскоре они переросли в глухие удары по голове, а когда пленник упал – почувствовал рёбрами и почками удары тяжёлых сапог. С трудом разлепив глаза, увидел парень Мустафу. Тот медленно приближался, поигрывая своим острым ножом, лезвие которого слепило отражавшимся солнцем.

Мустафа наклонился, рванул с земли за волосы Федю и, приставив к его горлу нож, забормотал что-то непонятное. Федя чувствовал острое лезвие, коснувшееся шеи, понимая: это конец. В глазах парня потемнело, сознание покинуло его…

Когда через некоторое время солдат пришёл в чувство – обнаружил себя всё на той же поляне. Огляделся. Улыбнувшийся краешком губ взводный еле слышно похвалил:

– Мужик!

– Почему он меня не прикончил? – спросил Федя.

Сомов подбородком указал на движуху, что началась в лесном лагере. Вскоре пленные поняли: на базу прибыл какой-то большой командир – и визит этот не сулит ничего хорошего. Командир оказался невысоким худым человеком с проницательным взглядом из-под густых седеющих бровей. В окружении воинов подошёл он к пленникам. Улыбаясь, не обращая никакого внимания на связанных, стал отдавать распоряжения:

– За этих, – он кивнул в сторону иностранцев, – пришла первая часть выкупа. Их я сейчас заберу с собой.

– Что делать с русскими?

– Пользы от них никакой, свою задачу эти собаки выполнили, теперь они не нужны, – командир мельком глянул на четверых измождённых пытками солдат, поморщился. – Прикончите их.

Тут одному из кровопийц пришла идея позабавить командира перед отъездом – показать, как пляшет Федя. И вновь послышались приказы танцевать, но Федя не сдавался.

– Смотри, шакал, что с тобой будет, если сейчас плясать не станешь, – с этими словами зверь в человеческом обличье подошёл к ближайшему пленнику, Альберту Рахметову. Изувер схватил его сзади за волосы – так же, как недавно хватал Федю, и одним отточенным движением перерезал Алику горло. Из раны потекла, пульсируя, алая кровь. Алик, чуть подёргавшись, обмяк.