Миссия в Париже - Игорь Болгарин

А они еще какое-то время молча стояли на припортовой площади, прислонившись к фигурному чугунному ограждению, разглядывая покидающих порт пассажиров. И когда площадь опустела, Кольцов посмотрел на Миронова и коротко спросил:

– «Кальмар»?

– Сергельсгатан, – как отзыв на пароль, ответил Миронов.

– Нет! Я передумал. Прежде всего – Аппелбергсгатан, семнадцать.

– Эспер Эгирют?

– Да.

Забросив за плечи свои маловесомые рюкзаки, они неторопливо, прогулочным шагом направились по Стокгольму, здраво рассудив, что отель «Кальмар» никуда от них не денется. Прежде всего, надо решить самый главный вопрос: встретиться с этим самым шведом, который, как они надеялись, переправит их в Петроград, и обговорить с ним все их дела.

Стокгольм и в самом деле показался им не хуже Парижа. У каждого из этих двух городов была своя, очень индивидуальная красота.

Париж при всем изяществе и архитектурной изысканности его домов и соборов, при всей живописности улиц и улочек казался тесным и многонаселенным. Застроено было все, что можно было застроить, дома тесно жались друг к другу.

Стокгольм был совсем иным. Дома здесь не лепились один к другому, а словно бы вежливо уступали часть своей территории широким улицам и площадям. Архитектура была тоже скупая, не суетливая, дома монументальные, основательные. Глаз здесь отдыхал. Город чем-то напоминал гордого бородатого викинга, прочно стоящего обеими ногами на отутюженных балтийскими водами каменных глыбах.

Аппелбергсгатан, семнадцать они отыскали довольно легко. Но господина Эспера Эгирюта дома не застали. Их на пороге встретила высокая и худая женщина, не знавшая ни французского, ни русского языка. Они с трудом выяснили, что ее брат Эспер не так давно ушел в море, и она уже около месяца не имеет о нем никаких вестей.

Не хотелось думать, что Эспер погиб, но и надеяться им больше было не на кого и не на что. Ждать невесть чего было бессмысленно. Эспер может вернуться через день или через неделю, а может и вовсе не вернуться. Лучше всего брать свою судьбу в свои собственные руки.

И теперь все свое время они стали проводить в порту в надежде на случайную удачу.

Стокгольм со всех сторон омывается тихими водами большого судоходного озера Меларен. С морем город связан узкими проливами и шхерами. По ним, в самый его центр, в Стаден, приходят надменные белоснежные пассажирские пароходы и тяжелые трудяги-торгаши, распространяющие экзотические запахи далеких южных стран. В этом порту Кольцову и Миронову делать было нечего.

На городской окраине, в заливе Стремен, был свой порт, точнее, примитивные причалы, к которым жались маломерные пароходики, которые в свои лучшие времена бороздили озеро Меларен. Иные смельчаки выходили отсюда в Балтийское море и таскали грузы от Треллеборга и до Лулео – самого северного порта в Ботническом заливе. Но большей частью шведские мореходы сновали неподалеку от Стокгольма, среди финских Андских островов или ходили к Готланду и обратно. Все это были домашние плавания. В Финский залив дальше Гельсингфорса с некоторых пор они старались не соваться. Немногие возвращались оттуда живыми, еще меньше – с товаром.

В этом порту Кольцов и Миронов провели два дня. Они надеялись отыскать здесь, среди капитанов бесчисленного количества фелюг, баркасов, яхт и небольших пароходиков, какого-нибудь отважного шведского парня, который бы рискнул одолеть Финский залив и доставить их Петроград. Конец их пути был уже совсем близок, но и так же далек, как и тогда, когда они покидали Париж.

Большинство здешних судов имели жалкий вид. Судя по всему, они уже давно не покидали свою стоянку. Многие были ободраны, с проломленными бортами, с выбитыми оконцами, в их каютах играли рваными занавесками сквозняки.

Несколько заякоренных пароходиков покачивались возле берега на воде. Эти были чистенькие, умытые частыми здесь дождями. Еще несколько суденышек стояли на берегу, на самодельных стапелях. Возле каждого из них, словно жуки-скарабеи, трудились по несколько шведов: смолили днища, красили палубные надстройки – готовили их для продажи или к выходу в море. Кольцов и Миронов наблюдали за их работой.

– Спроси, не собирается ли кто из них сходить в Петроград? – попросил Кольцов Миронова.

– Что мы сможем им заплатить?

– Ничего. Деньги их вряд ли заинтересуют. Но можем пообещать.

– Что? И кто в наше время верит обещаниям?

– Но вы ведь поверили мне?

– Это – особый случай. Если откровенно, я не очень вам верил. Просто другого выхода у меня не было.

– Может, и у них так. Мы можем пообещать им льняное семья. Во все времена днища морских судов красят льняным маслом. Оно в Швеции идет на вес золота.

Миронов попытался завязать разговор на французском языке со шведами, хлопочущими возле судов. Но никто из них не отозвался. Лишь с некоторой враждебностью оглядели иностранцев и так же молча продолжили свою тоскливую работу.

И они все поняли. Если среди шведов и есть отважные мореходы, которые бы рискнули пойти в Петроград, то все равно без помощи Эспера Эгирюта, хорошо знающего русский и желающего помочь, самостоятельно им таких людей не найти. Но если он не погиб, кто скажет, когда он вернется?

Миронов напомнил Кольцову о Ленарте Ульсоне. Может, стоит обратиться за помощью к нему? Кольцова это предложение не заинтересовало. Он подумал, что их интересы с интересами маклера вряд ли совпадут.

– Что же делать? – растерянно спросил Миронов.

– Один мудрый человек как-то сказал: если у тебя не одна и не две, а целая гора проблем, решай их пошагово.

– Как это?

– Подумаем.

Собственно, вариант остался только один. Его они тоже обговаривали в Париже. Надо было в Петроград добираться через Финляндию. Риски оставались прежние. Несмотря на то, что война в России шла к успешному завершению победой большевиков, Финский залив все еще частично был закрыт. Вход в российские воды, собственно, в Петроград денно и нощно продолжали сторожить корабли Антанты. Финны тоже не особенно жаловали большевиков своей добротой. Хотя Кольцову и было доподлинно известно, что после разгрома Юденича Финляндия осторожно заявила, что отказывается сотрудничать с русской белогвардейщиной.

Размышляя так и эдак, они поняли: прежде всего, надо переправиться в Финляндию. Сделать это можно, не прибегая к риску. Каждые сутки из Стокгольма в Гельсинфорс отправлялся пассажирский пароход. Жестокого пограничного контроля здесь не было. Сойти в Гельсинфорсе на берег будет не труднее. Потом, на попутках, до самой советской границы. Перейти ее не составляло труда… А от границы до Петрограда рукой подать.

Словом, прав был тот мудрый человек, который изобрел формулу: решать проблемы надо по мере их поступления.

Когда все уже было окончательно решено и они собирались отправиться в порт за билетами, к ним наведался Ленарт Ульсон. Он был не один. Следом в их гостиничную комнату ввалился крепкий высокий парень со шрамами на лице и с перебитым носом. Вероятно, еще совсем недавно он был боксером.