Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

минут, чтобы решить этот вопрос. Когда судья наконец выяснил, что свидетелями выступят Маркан и Д'Эксеа, он показал им, где они должны встать. Культара и его супругу он поставил рядом с Ле Клери, затем Брижит и Гюнтеру велел стать к нему лицом и приступил к церемонии.

Неожиданно Гюнтер произнес:

— Прошу вас, остановитесь.

Все в недоумении уставились на него.

— Прошу вас, подождите еще минут двадцать.

Судья был явно сбит с толку.

— Но зачем?

— Прошу вас.

Гюнтер попросил Брижит, чтобы она показала ему свои часы. Стрелки показывали 11.40.

Брижит тотчас все поняла, и теперь они уже вместе умоляли судью подождать. Моубрей не возражал, так что все восемь человек простояли без дела целых двадцать минут.

Дело не только в том, что Гюнтеру непременно хотелось жениться 14 числа, потому что оно всегда приносило ему удачу. Вот его собственные слова: «Неожиданно мне в голову пришла мысль, что как было бы здорово сочетаться браком с женщиной — символом Франции в день взятия Бастилии».

Минут через восемь, после того как часы пробили полночь, Моубрей наконец объявил их мужем и женой. Гюнтер с Брижит поцеловали друг друга, а затем Брижит спросила у судьи, можно ли ей его поцеловать. «Дважды, если вы не против», — ответил судья, и Брижит выполнила его пожелание. После чего судья заметил: «Ну и страна! Днем я приговорил к смерти убийцу, а вечером выдал замуж Брижит Бардо!»

Поскольку было уже поздно и все устали — ведь по парижскому времени уже наступило утро, — как только церемония закончилась, Гюнтер спросил у Культара, где можно расположиться на ночь. Адвокат и его супруга пришли в такой жуткий восторг при мысли, что Брижит Бардо проведет свою брачную ночь в их доме, что не раздумывая ответили согласием, и даже предоставили новобрачным свою спальню.

На следующее утро мистер и миссис Гюнтер Закс вместе с Марканом, Ле Клери и Д'Эксеа снова сели в реактивные самолетики «Лир» и улетели в Лос-Анджелес.

По словам Гюнтера, который согласился ответить на вопросы поджидавших их в аэропорту журналистов: «Мы решили пожениться две недели назад, а приехали сюда потому, что нам не терпелось поскорее скрепить наш союз. В Европе же это было невозможно сделать, не привлекая к себе внимания прессы».

Остановившись в отеле «Беверли-Хиллз», молодожены сняли бунгало № 1. В тот же день Гюнтер распорядился накрыть столы на лужайке возле бассейна.

Пожелать молодоженам счастья на банкет заглянули представители кинобизнеса, среди них Джеймс Мейсон и Дэнни Кей.

Брижит уже до этого встречала Кея в Лондоне — он как-то раз приехал на съемочную площадку, когда там снималась лента «Бабетта идет на войну». Гюнтер же был с ним не знаком. Между прочим, на Гюнтера произвело огромное впечатление, когда кто-то сказал ему, что кухня в доме Кея по размерам не уступит кухне отеля, а сам он отличный повар, специализирующийся на китайских блюдах. Так что, когда Кей пригласил Брижит, Гюнтера и их друзей к себе на обед, все с радостью приняли его приглашение. Вскоре Кей уже вовсю заливал, что лично привез их из Лас-Вегаса, устроил для них свадебный банкет, потому что де они его старые добрые друзья, и, не дожидаясь десерта, спровадил их наверх, чтобы они могли довести союз до логического завершения.

Весть об очередном замужестве Брижит произвела во Франции фурор, оттеснив на страницах газет даже репортаж о том, как Шарль де Голль принимал парад в день взятия Бастилии. Если верить слухам, генерал метал громы и молнии.

Для придания этой истории пущей важности, репортеры принялись рыскать по всему Парижу в поисках ее бывших возлюбленных. По свидетельствам репортеров, Саша Дистель отмолчался. Боб Загури якобы ответил: «Я понятия не имел, что она собирается замуж». Позднее журналисты несколько расширят это его заявление и примутся утверждать, будто он ждал ее в «Мадраге» — что не соответствует действительности, потому что Загури в это время был в Париже, — и даже припишут ему следующее высказывание: «Я думал, что она отправилась за покупками». Ничего подобного Загури не говорил.

Одна газета в Рио-де-Жанейро напоминала своим читателям, что в Бузиосе только и говорили о свадьбе. «Интересно, — задавалась вопросом газета, — каким пляжем отдает предпочтение господин Закс?»

Одна боннская газета воспользовалась этой возможностью, чтобы выступить с политическим заявлением. Предварительно подчеркнув, насколько богат Закс, «Генерал Анцайгер» продолжала: «Давно прошли те времена, когда французские знаменитости не желали иметь ничего общего с нами, ужасными немцами. Сила наших денег наконец смела эти последние барьеры».

Тем не менее, некоторых эта новость повергла в состояние шока. В открытом письме на имя Брижит, опубликованном в еженедельнике «Vie Catholique Illustrée» («Католическая жизнь в иллюстрациях»), один французский священник писал: «В Лас-Вегасе, чтобы снова выйти замуж, у вас ушло всего восемь минут. Вы теперь не принадлежите ни месье Вадиму, ни месье Шарье, ни месье Загури. Вы принадлежите месье Заксу. И если завтра на сцене появится кто-то другой, с кем вы не знакомы сегодня, вы снова выйдете замуж? Настанет ли черед месье Заксу произнести слова, якобы сказанные вашим последним приятелем, месье Загури, когда тот узнал о вашем недавнем замужестве, — что это не более чем шутка?»

Возражая против оброненной как-то раз Бардо фразы, что ее личная жизнь, кроме нее самой, никого не касается и что ей все равно, если кто-то оскорбится по этому поводу, священник заявил: «Нет. Брак — это достояние общества».

Святой отец пояснил, что его возмущает отнюдь не развод как таковой — он просто ставил под сомнение взгляды Брижит на брак и тот факт, что в жизни она руководствовалась философией, позволявшей ей, пожив с одним мужем, сбрасывать с себя за ненадобностью священные узы брака и переходить к другому. «Это не любовь, — писал он. — И отнюдь не доказательство зрелости личности. Это образ жизни, выставляемый напоказ перед теми, кто готов бездумно перенимать привычки своего идола».

Ответ Бардо прозвучал со свойственной ей язвительностью: «Как мне кажется, он предпочитает, чтобы у меня были одни лишь любовники».

На протяжении трех дней в бунгало № 1 беспрерывно звонил телефон.

Поскольку Брижит имела привычку лично отвечать на все звонки, одному американскому журналисту удалось до нее дозвониться. Брижит подняла трубку, и когда репортер попросил пригласить ее к телефону, она сказала, что это она и есть, и репортер ужасно разозлился. Он отказывался поверить, что самая знаменитая кинозвезда первой поднимает трубку. Журналист огрызнулся: «Я знаю, что вы ее секретарь и она велела вам так отвечать, так что хватит валять дурака