Последний взгляд - Росс МакДональд

Немного погодя миссис Чалмерс взяла себя в руки и попросила воды. Тратвелл пошел за водой, а она нетерпеливо зашептала:

- Скажите, почему мама напустила на Рэнди полицию? Она не стала бы этого делать без серьезной причины.

- Вы правы. Он украл у нее фотографию Ника.

- Ту фотографию, которую я ей послала?

- Да.

- Зря я это сделала. Но я подумала: неужели хоть раз в жизни я не могу поступить по-человечески?

- Как видите - не могли. Ваш отец отнес фотографию Джин Траск и уговорил ее нанять Сиднея Хэрроу. Вот откуда все и пошло.

- Чего добивался старик?

- Денег вашего мужа, так же, как и все остальные.

- Кроме вас, конечно, - сказала она с издевкой.

- Да, кроме меня, - сказал я. - Деньги стоят слишком дорого.

Тратвелл принес воду в бумажном стаканчике и смотрел, как она пьет.

- Ну как, вы в состоянии предпринять небольшую поездку?

Она вздрогнула.

- Куда?

- В Смизерэмовскую клинику. Нам пора побеседовать с Ником.

Видно, ее эта перспектива нисколько не прельщала.

- Доктор Смизерэм не пустит вас к нему.

- Думаю, пустит. Вы мать Ника. Я его поверенный. Если доктор Смизерэм не пойдет нам навстречу, я к нему применю habeas corpus[12].

И хотя Тратвелл явно брал ее на пушку, она перепугалась.

- Нет, нет, пожалуйста, ради бога, не надо. Я переговорю с доктором Смизерэмом.

Проходя мимо секретарши, я спросил ее, не вернулась ли Бетти из лаборатории. Оказалось, нет. Я попросил передать Бетти, что буду в клинике.

Айрин Чалмерс отпустила Эмилио и втиснулась на переднее сиденье тратвелловского «кадиллака» между мной и адвокатом. Выйдя из машины, она направилась к больнице шаткой походкой, словно наркоманка. Тратвелл взял ее под руку и провел в приемную.

Мойра Смизерэм сидела за конторкой - точь-в-точь как в тот день, когда я увидел ее впервые. Мне показалось, с тех пор прошла целая вечность. Лицо ее постарело, помрачнело, а может, я стал лучше ее понимать - только и всего. Она перевела взгляд с Тратвелла на меня.

- Однако вы мне дали не слишком много времени.

- У нас его попросту больше нет.

- Нам необходимо переговорить с Ником, - сказал Тратвелл. - И миссис Чалмерс разделяет наше мнение.

- Вам придется обратиться за разрешением к доктору Смизерэму.

Мойра удалилась за мужем. Вскоре из внутренних покоев стремительно вышел свирепый Смизерэм; полы его белого халата развевались на ходу.

- А вас нелегко заставить капитулировать, - сказал он Тратвеллу.

- Меня вообще нельзя заставить капитулировать, старина. Мы приехали повидаться с Ником. И боюсь, вам не удастся нам помешать.

Повернувшись к Тратвеллу спиной, Смизерэм обратился к миссис Чалмерс:

- А вы как считаете?

- Пожалуй, вам лучше нас пропустить, доктор, - сказала она, не поднимая глаз.

- Значит, мистер Тратвелл снова стал вашим адвокатом?

- Да.

- Ну, а мистер Чалмерс, он поддержал ваше решение?

- Поддержит.

Смизерэм посмотрела на Айрин Чалмерс испытующе.

- Они на вас оказывают нажим, верно?

- Не тратьте зря времени, доктор, - сказал Тратвелл. - Мы хотим говорить не с вами, а с вашим пациентом.

Смизерэм не без труда сдержался:

- Хорошо.

Нас провели во внутренние покои, мы прошли коридором до второй двери. Она была заперта, и едва мы миновали ее, как ключ снова повернули в замке. За второй дверью открывалось отдельное крыло, комнат в восемь - десять. Первой от входа шла обитая войлоком комната, в которую помещали больных, пытавшихся покончить с собой. На войлочном полу сидела женщина и глядела сквозь толстую стеклянную дверь.

Ника поместили в комнате без дверей, представлявшей собой нечто среднее между спальней и гостиной. Ник сидел в кресле в ярком шерстяном халате. На коленях у него лежал раскрытый учебник, и по виду он был студент как студент. Заметив мать, он встал; на бледном лице резко выделялись горящие черные глаза. Темные очки лежали рядом на письменном столе.

- Здравствуй, мама, здравствуйте, мистер Тратвелл. - Взгляд его скользнул по нашим лицам, ни на ком не задержавшись. - А где папа? Где Бетти?

- Мы пришли не в гости, - сказал Тратвелл, - хоть и рады тебя видеть, Ник. Нам надо задать тебе кое-какие вопросы.

- Будьте предельно кратки, - сказал Смизерэм. - Садитесь, Ник.

Мойра взяла у него книгу, заложила закладкой и отошла к мужу; тот встал у порога. Айрин Чалмерс расположилась во втором кресле, мы с Тратвеллом устроились напротив Ника на односпальной кровати.

- Приступлю прямо к делу, - сказал Тратвелл. - Почти пятнадцать лет назад, еще ребенком, вы застрелили человека у железнодорожных складов.

Ник поднял на Смизерэма глаза и сказал тихо и горько:

- Так вы ему рассказали?

- Нет, - сказал Смизерэм.

- Вы взяли на себя непомерную ответственность, решив не предавать этот инцидент гласности, - обратился Тратвелл к доктору.

- Знаю. Но я защищал интересы восьмилетнего мальчика, над которым нависла угроза аутизма[13]. В человеческих отношениях далеко не всегда приходится руководствоваться законами. Но даже если исходить из законов, убийство это можно квалифицировать как оправданное, или непреднамеренное.

- Я приехал не для того, чтобы спорить с вами об этике или юриспруденции, доктор, - сказал Тратвелл устало.

- Тогда не извращайте моих намерений.

- А они, разумеется, чисты, как горные снега.

Доктор всей своей массой надвинулся на Тратвелла. Мойра схватила его за локоть.

- Расскажите мне об этом выстреле у путей. Он произошел случайно? - снова обратился Тратвелл к Нику.

- Не знаю.

- Тогда просто расскажите мне все как было. И прежде всего, как вы попали на склады?

Ник отвечал запинаясь, словно память его работала с перебоями, как телетайпный зуммер.

- Я шел из школы, а этот человек позвал меня прокатиться в его машине. Я знал, что нельзя садиться в чужие машины. Но он очень меня просил. И мне стало его жалко. Он был совсем старый и больной. Он меня все расспрашивал, кто моя мама да кто папа и когда и где я родился. А потом сказал, что он мой отец. Я не очень ему поверил, но мое любопытство он раззадорил, и я отправился с ним в бродяжий квартал. Он завел меня за заброшенное депо. Там догорал костер, мы подбросили в него веток и сели к огню. Он вытащил виски, отхлебнул прямо из бутылки и дал мне попробовать. Мне обожгло рот. Но он пил виски, как воду, быстро прикончил бутылку и сразу поглупел. Стал петь старые песни, расчувствовался. Говорил, что я его сын, его дорогой мальчик, что он скоро восстановится в своих законных правах, займет положение в обществе и позаботится обо мне. Потом стал меня тискать и целовать - и тут-то я в него и выстрелил. У него за пояс был заткнут револьвер. Так вот я вытащил револьвер и выстрелил в этого типа. Он умер.