Древний Рим - Владимир Миронов

Последнее прощание. Лувр

Он имел право сказать: «Жил я так, что считаю себя родившимся не напрасно». Конечно, и в последующие века влияние Цицерона было поистине огромным. О нем говорят как о родоначальнике новой, специфически римской философии, с ее ориентацией на практичность и сугубый рационализм (Г. Буасье). Другие его характеризовали как одного из крупнейших римских и европейских гуманистов-просветителей (М. Покровский), третьи особо отмечали его дар популяризатора, говоря, что «чтобы научиться истинной популярности, нужно читать древних, например философские сочинения Цицерона» (Кант). Им восхищались Дидро, Лютер, Боссюэ. В последующие века влияние его идей не уменьшилось, но еще и возросло. Видимо, по этой причине в поздние времена образованных людей порой стали называть цицеронами. С пиететом и восторгом воспринимали эту личность в эпоху Просвещения и в годы Великой француз-ской революции. Это из его речей «сковал себе кинжал оратор-якобинец». Идеалы римского оратора были во многом созвучны их просветительско-республиканским идеалам. Как и гуманистам Ренессанса, идеологам Просвещения импонировало это цицероново стремление соединить мудрость с красотой и пользой и создать «популярную» – то есть понятную всем образованным людям, красноречивую и применимую в гражданской практике – философию. И для Рима он стал примерно тем, чем были «Пушкин для России, Гёте для Германии, Данте для Италии» (Г. Кнабе).

В конце XIX века, когда еще в расцвете сил были учителя русских гимназий (философы, историки, юристы), Зелинский, ставивший весьма высоко планку, с которой можно постичь мудрость и глубину познаний великого римлянина, говорил: «Понять Цицерона может только тот, кто с юридическими познаниями соединяет философский взгляд и риторико-эстетическое чутье». Он просил не путать живую греко-римскую реторику с презренной «риторикой» новейших времен, которой ныне так забавляются иные малообразованные политики. Уже тогда видна была опасность того, что в России кладезь общеобразовательных мыслей «приходит все более и более в запущение». Очевидно, что не зря волновался Ф. Зелинский: «далеко ли время, когда Цицерон будет совсем изгнан из школ». И вот мы стали свидетелями того, как в ХХ—XXI вв. из школ изгоняется история.

Хотелось бы, чтобы в отношении Цицерона восторжествовал исторический реализм. Тем более, похоже, вновь настают переходные времена и уже ясно «обрисовывается новая точка зрения, которая обусловит изучение античности в наступающем столетии: развитие естественных наук выдвинуло принцип эволюционизма, античность стала нам вдвойне дорога, как родоначальница всех без исключения идей, которыми мы живем поныне» (Ф. Зелинский). Для этого будущего российского министра образования и науки следовало бы повенчать не с математикой, а с историей, философией, культурой. В новой России, полагаю, уже нельзя будет стоять во главе наук, образования, культуры, не будучи энциклопедистом. И вообще без поколения энциклопедистов власть и беспомощна, и бесплодна.

О нравах того времени, пожалуй, красноречиво свидетельствует эпоха божественного Августа, первого римского императора («По августейшему гаданью основан был Рим знаменитый»). Эпоха, которую в историографии называют «эпохой ранней империи», крайне противоречива, чем-то напоминая времена нынешние. Жестокие гражданские войны сопровождались гибелью огромных масс людей, открытым грабежом имуществ, принудительным набором в армию, тяжкими налогами, господством тирании и плутократии. Как скажет Сенека, от гнева рабов людей тогда погибало не меньше, чем от гнева царей. Это измучило народ. В то же время в памяти людей были еще свежи деяния Помпея и Цезаря, покоривших часть мира. В памяти жив героический век. Помпей освободил море от пиратов, сверг царя Митридата, реорганизовывал хаотичный Восток под эгидой Рима. Цезарь вторгся в Британию. Жил еще блистательный Цицерон. Однако Риму предстояло многое совершить: не были окончательно покорены галлы, не завоеваны земли Европы, еще самостоятельным оставался и Египет в руках Птолемеев. Одним словом, пред честолюбивым юношей простиралось необъятное поле будущей великой славы.

Рим в эпоху Августа

В доме великого Цезаря рос и воспитывался мальчик, которому предстояло изменить облик Рима, – его внучатый племянник Октавиан Август (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.). Выходец из плебейского рода, он прежде чем стать императором (в 27 г. до н. э.), должен был «выбиться в люди» и «сделать карьеру». Ему в этом помогло состояние семьи Октавиев, римских буржуа, Цезарь, ну и, разумеется, собственная энергия и воля. К тому же ему благоприятствовала сама судьба. Дело в том, что у Цезаря не было детей и внуков. Его дочь Юлия умерла еще при родах. Жизнь ребенка спасти не удалось. Если бы у последней жены Цезаря Кальпурнии родился сын, он и стал бы наследником. Меняя завещание в пользу племянника Октавия, Цезарь втайне все же надеялся, что жена родит ему сына. Тогда он смог бы изменить завещание. Но вскоре Цезарь был убит, и перед Октавием открылся путь к власти. Кинжал Брута сделал его императором. Как бы там ни было, а путь к власти был расчищен. Удача, без которой у политиков нет счастья в политической карьере, не раз будет благоприятствовать Октавию.

Август в молодости. Эрмитаж

Смерть Цезаря не только не вернула Республики, напротив – ускорила приход монархии. Рождению будущего Августа сопутствовали предзнаменования. Хотя все они были сочинены уже после прихода его к власти. Так, Нигидий Фигул, пифагореец и знаток астрологии, заявил, что было знамение, возвестившее, что Август станет властелином вселенной. Официальный летописец империи Юлий Мараф также утверждал, что ему было знамение, возвестившее, что природа даст римскому народу царя. Кстати, появление царской власти в Риме было подготовлено тем же Цезарем, выразившим желание короноваться. Он заявлял, что Республика стала пустым звуком, требуя, чтобы его официально величали царем. Цезарь мечтал о царской власти, желая, подобно восточному владыке, облачиться в багряницу.

Август в молодости. Эрмитаж

После эпохи гражданских войн и убийства Цезаря народ жаждал спокойствия и гражданского мира. В умах людей прежние времена представлялись «золотым веком», когда у власти были благочестивые и мудрые предки. Тогда и возникла идея Pax Romana (римского мира). Бесконечные интриги, свары, подлости, уловки, схватки и разборки меж политиками различных политических мастей, направлений донельзя опротивели и армии, и народу Рима. Ведь политики жили не в безвоздушном пространстве, вовлекая в противостояния огромные массы людей, сталкивая их и стравливая. Это было учтено и прочувствовано Октавианом. Боязнь единовластия привела к тому, что власть в Риме разделили триумвиры – Антоний, Лепид и Октавий. В памяти римлян еще были живы воспоминания о Республике. Поэтому триумвиры решили не назначать диктатора. Ходили легенды, что тогда разом завыли собаки, в городе объявились волки – необычное животное для города, которые бегали по форуму; статуи богов покрылись потом, другие – кровавым потом; стал падать каменный дождь, молнии поражали изображения богов; солнце померкло. Эти предзнаменования предшествовали грядущим событиям.