Чужой Дозор - Марина Ясинская

И растерянно замер. Иной – Светлый Иной, как Эрнесто сразу увидел, – сидел, полуприкрыв глаза, и мирно покуривал трубку. При появлении Эрнесто он чуть приоткрыл глаза и невозмутимо выпустил колечко дыма.

– Убьешь меня?

Сбитый с толку команданте лишь медленно покачал головой.

– Ты их всех убил?

– Темных, – уточнил Эрнесто. – Светлого я только оглушил – через полчаса, максимум через час он очнется.

– Почему? – коротко осведомился Иной, и в глазах промелькнула тень любопытства.

– Вы… свои, – после некоторой задержки пояснил Эрнесто.

– Свои? – переспросил Иной, так и не меняя позу. – Я – Светлый, ты – вампир. Темный.

– Меня сделали вампиром не по моей воле. Я должен был стать Светлым – и останусь им, несмотря ни на что, – убежденно ответил Эрнесто.

Иной несколько минут изучал его пристальным взглядом. Тишину нарушали лишь пронзительные крики ярких попугаев-амазонов, притаившихся в мангровых зарослях.

– Я вижу, несколько лет ты подавлял в себе вампирскую природу. Как ты это делал? – внезапно осведомился он.

Неожиданно для себя самого Эрнесто расслабился, уселся напротив невозмутимо курящего трубку Иного, достал сигару, к которым он пристрастился за время пребывания на острове, и тоже закурил.

– Моя бабушка, – начал он через несколько минут, в течение которых они оба мирно наслаждались терпким табаком, – узнав, что со мной случилось, поговорила с духами-оришами и с их помощью сделала амулет, который подавлял во мне вампирскую сущность. С ним я был обычным человеком. Да вот потом, к сожалению, я амулет потерял, и с той поры… – Эрнесто не закончил фразы и лишь обреченно махнул рукой. Помолчал, глубоко затянулся сигарой и продолжил: – Моя бабушка умерла, и я очень долго искал того, кто обладает похожими знаниями и мог бы сделать подобный амулет. Я говорил со многими колдунами в Мексике, но никто из них прежде и не слышал, что с духами можно договориться так, как это сделала моя абуэла. И никто не сумел мне помочь. А потом одна старая брухо сказала, что здесь, на Тростниковом острове, живет могущественный бабалао, и он может мне помочь. Только я уже год как не могу его найти.

– Значит, ты хочешь снова подавить в себе вампира, несмотря на всю силу, что приобрел? – подвел итог Иной.

– Да! – страстно воскликнул Эрнесто. Хоть он и научился применять свои новые возможности на пользу великому делу, но человеческая часть в нем по-прежнему ненавидела того, кем он стал. – Да, очень хочу!

– Хорошо, я попрошу, чтобы бабалао связался с тобой, – неожиданно заявил Иной.

Эрнесто растерянно выдохнул.

– Но как?

Светлый невозмутимо выпустил колечко дыма в воздух.

– Я индеец – и он индеец. Пусть мы с ним из разных племен, у нас разная Сила, и мы по-разному используем данные нам Дары, но все же мы – коренные жители здешней земли, и это нас связывает… Иди, вампир, Светлый в душе. Жди. Бабалао сам тебя найдет, – приказал он и закрыл глаза, показывая, что беседа окончена.

Сьерра-Маэстра, Тростниковый остров,

октябрь 1957

Усталый и раздраженный Эрнесто вышел из организованного им полевого госпиталя, где он только что закончил зашивать рану попавшему в плен каскитосу. Усталый, потому что рана в груди солдата оказалась серьезнее, чем он думал, и потому что запах крови сводил вампирскую его часть с ума. Раздраженный, потому что вот уже не в первый раз он слышал, как кто-то высказывает недовольство тем, что он лечит всех подряд, не делая разницы между своими и пленными врагами. Даже Фидель однажды заикнулся на эту тему, но Эрнесто резко его оборвал:

– Я не разделяю больных и раненых на своих и на чужих. Я врач, и я помогаю всем людям, кто нуждается в лечении и кто принимает мою помощь.

Своей позиции Эрнесто оставался неизменно верен; стоило только повстанцам обосноваться на новом месте, как он тут же организовывал полевой госпиталь для раненых и лазарет для местных жителей. А в свободное от войны и врачевания время Эрнесто помогал чинить разваливающиеся хибары крестьян, умудряясь своим примером заражать своих соратников, и они тоже присоединялись к нему. Вместе с другими он рыл колодцы и строил школы, лечил заболевший скот и налаживал снабжение – словом, всячески старался хоть как-то облегчить нищенское существование и быт местных жителей.

И вот что удивительно – занимаясь этими делами, Эрнесто невольно вспоминал Сол. Она никогда не являлась к нему, когда он воевал, но когда он погружался в мирные дела, ее образ нередко вставал перед его глазами. Сол внимательно смотрела на него, и в ее взгляде Эрнесто чудились нежность, улыбка и одобрение.

…У входа в полевой госпиталь стоял старый смуглый индеец с длинной седой косой и глубоко запавшими глазами. Некогда яркая вышивка на просторной рубахе давно выцвела, ожерелья на тощей шее тихо позвякивали в такт дыханию, лоб был перехвачен расшитой бисером, потрепанной по краям лентой.

– Ты меня ждешь, абуэлито[21]? – спросил Эрнесто на ходу.

– Нет, это ты ждешь меня, – заявил тот в ответ. – Я Пабло дель Пиньо, – представился он. Ни искры узнавания не мелькнуло в глазах Эрнесто, и потому он добавил: – Я пришел помочь тебе.

Эрнесто остановился так резко, словно налетел на стену.

– Бабалао? – неверяще выдохнул он.

Прошло почти полгода с тех пор, как индеец-Светлый, с которым Эрнесто мирно беседовал на поляне в джунглях после устроенной на него американскими Дозорами охоты, пообещал, что пришлет к нему бабалао. Эрнесто уже почти позабыл о том разговоре. А сам он был слишком занят, чтобы продолжать поиски самостоятельно, – ему приходилось постоянно быть настороже, ведь ЦРУ не оставляло своих попыток уничтожить Эрнесто; он счастливо избежал уже около дюжины покушений.

Да и дело революции на Тростниковом острове стремительно набирало обороты и требовало от Эрнесто все большей отдачи. Число добровольцев, примыкающих к отряду братьев Рус, росло изо дня в день; под командованием Фиделя был уже не просто небольшой боевой отряд, а настоящая Повстанческая армия. Росла и сфера их влияния – под контролем партизан теперь находилась вся Сьерра-Маэстра. Глядя на укрепленные пункты и отлаженную поставку продовольствия, на выпускаемую газету, санитарные палатки и организованные Эрнесто мастерские для починки оружия и изготовления обмундирования и сигарет, сложно было поверить, что всего полтора года назад их боевой отряд насчитывал лишь два десятка остававшихся в живых человек и что они, деморализованные и измученные, прятались по горным ущельям, даже не вспоминая о том, с какой амбициозной целью вернулись к себе на родину. Все, кроме Фиделя, который даже тогда, наголову разбитый, был уверен, что у них все равно получится одолеть диктатора.