Секрет - Шарлотта Бронте

То было мрачное подземелье на глубине тысячи футов. Низкий потолок поддерживали широкие арки, такие же массивные, как и скала, в которой они были вырублены. Ни единый звук, даже самый слабый и мимолетный, не мог напомнить узнику, заживо погребенному в этом склепе, что где-то наверху живут и ходят при вольном свете дня почти три миллиона таких же людей, как и он сам. Унылую мертвую тишину этого печального места лишь изредка нарушал глухой отдаленный шум — он словно доносился из самой глубины земли, сотрясая стены и отдаваясь дрожью в подземных пещерах. Шум слышался сверху, снизу, со всех сторон глухим рокотом, от которого холодела кровь и капли ледяного пота выступали на челе. То был отзвук потусторонних звуков, что оглашают подземные ходы длиною в тысячу миль в населенных призраками горах Джебель-Кумр.

Здесь лежал на соломе Сен-Клер, вечером накануне окончательного суда. Рядом на сырой земле стояла лампа; ее мигающий огонек не мог рассеять почти физически ощутимую тьму, затаившуюся в углах жуткой тюрьмы, и лишь бросал тусклый свет на изможденное лицо несчастного дворянина. На впалых и бледных щеках не осталось и следа цветущей юности. Огонь в глазах, однако, не угас; царственная красота черт, хоть и поблекла, не истребилась до конца.

Вдруг резкий скрежет ключа в замке возвестил о приближении тюремщика. Сен-Клер, вздрогнув, приподнялся на своем жалком ложе. Прошло никак не менее десяти минут, пока открылись ржавые запоры, но наконец последний засов был отодвинут, и тяжелая железная дверь отворилась, впуская не тюремщика, а высокого незнакомца, чье лицо и фигуру полностью скрывали складки просторного плаща. Медленно приблизился он к соломенному ложу узника и, встав с той стороны, куда не достигал тусклый свет лампы, заговорил:

— Граф Сен-Клер, если не ошибаюсь, вы находитесь здесь по обвинению в государственной измене.

— А если и так? — отвечал пленник, чей дух отнюдь не сломило пребывание в темнице. — Разве это обстоятельство дает право посторонним оскорблять меня, упоминая о нем?

— Безусловно, нет, — промолвил неизвестный посетитель, ничуть не задетый косвенным упреком, что содержался в этих словах. — Я вовсе не хотел вас обидеть своим вопросом. Я твердо убежден, что вы невиновны в преступлении, которое вам приписывают, — ошибаюсь ли я, веря в это?

— Ошибаетесь ли вы, веря, что существуете?

— Надо полагать, нет.

— Так будьте столь же уверены в истинности первого утверждения, как и второго, и будете правы.

— Решительный ответ, — произнес незнакомец, и в голосе его послышалась улыбка. Помолчав немного, он добавил: — Милорд, суд назначен на завтра?

— Да, верно.

— Вы нашли доказательства, которые могли бы опровергнуть лживое обвинение?

— Нет, и не сомневаюсь, что не пройдет и сорока восьми часов, как я паду жертвой злобного врага. Да, последний потомок Рослинов сойдет в могилу, заклейменный именем предателя.

— Нет, если только в моих силах этому помешать! — сказал неизвестный. — Я сделаю все, что смогу.

— Вы добры, незнакомец, но увы! В ваших ли силах совершить это? Все улики против меня, паутина лжи соткана мастерски.

— Ничего не бойтесь! Истина в конце концов победит. Скажите только, кто ваш тайный враг?

— Тот, кто меня обвинил — полковник Перси.

— Я так и думал! А теперь я перехожу к главной цели моего визита в это отвратительное узилище: за что он вас так ненавидит?

— Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен знать, кто его задает.

— Это невозможно, — ответил незнакомец, плотнее запахивая плащ. — Одно лишь могу сказать: я тот, кто недавно предостерегал вас касательно полковника Перси. Я присутствовал, когда против вас было выдвинуто обвинение, и поскольку я немного знаю обвинителя, то усомнился в правдивости его слов, ибо ничто, кроме некой особой причины, не заставило бы его так усердствовать в деле подобного рода. Скажите мне, прошу, что это за причина? Если вы будете откровенны, быть может, на сей раз добыча ускользнет от молодого стервятника.

— Сэр! — промолвил граф. — Что-то в вашем голосе располагает к доверию. Знайте же, что я люблю девушку, которую считал самой прекрасной и самой достойной из всех женщин. Полковник был моим соперником и…

— Довольно! — перебил незнакомец. — Не говорите более ничего. Я уже убедился в полной вашей невиновности. Если так обстоит дело, полковник Перси не остановится, пока не свершит самую ужасную и безжалостную месть, будь даже соперник его родным братом. Весь черный заговор понятен мне теперь: полковник — предатель, и если будет на то воля Божья, он умрет смертью предателя. Завтра, когда вас вызовут давать показания, говорите, не колеблясь, что в зале присутствует тот, кто способен доказать вашу невиновность. Остальное предоставьте мне, а пока — прощайте! Надеюсь, завтра вы сможете уснуть на совсем иной подушке.

— Прощайте! — сказал Сен-Клер, горячо пожимая руку незнакомца. — Не сомневайтесь, мой неведомый друг, что потомок Рослинов сумеет отблагодарить человека, который спас его честь!

С этими словами граф вновь откинулся на соломенное ложе, а незнакомец поспешил вернуться на поверхность земли, которую он покинул ради столь великодушной цели.

Старое здание Военного суда (его недавно снесли и построили новое на том же месте) было просторное и мрачное. Вокруг здания шли галереи, а сверху его венчал огромный темный купол, опирающийся на массивные колонны. Тень от могучих колонн под мрачными сводами создавала атмосферу глубокой и подобающей торжественности.

Здесь двадцать пятого сентября тысяча восемьсот четырнадцатого года собрались более десяти тысяч зрителей — посмотреть, как будут судить графа Сен-Клера за государственную измену. Герцог Веллингтон занял место главного судьи — всего судей было двенадцать. Выражение напряженного интереса исказило каждое чело, когда отряд военной стражи вывел на середину зала благородного узника, закованного в кандалы и одетого в необычный наряд своего клана. Видя его гордую осанку, величественный облик, юношески-прекрасные черты и уверенную поступь, все невольно почувствовали, что перед ними — не преступник.

Первым делом суд распорядился заново изложить все доказательства, представленные прежде, что и было исполнено должным образом: собравшимся предъявили драгоценности, амулет, шелковую накидку и саблю. Казалось, вина подсудимого доказана вполне. «Он проиграл, погиб безвозвратно», — вот общее чувство, что зародилось в груди каждого зрителя. Графу предложили привести доводы в свою защиту. Он медленно поднялся и спокойно, с достоинством объявил себя невиновным, добавив, что не станет умолять о снисхождении.

— Милорды! — сказал он, с каждым словом набирая силу. — Я не прошу оправдательного приговора. Это пристало человеку, который, сознавая свою вину, рассчитывает лишь на милосердие судей. Нет! Я требую оправдательного приговора — это мое право. Я невиновен и настаиваю на том, чтобы со мной обращались соответственно. Заклинаю вас: исполните свой долг, поверьте слову дворянина, чья честь до сих пор ни разу не подвергалась сомнению, и отриньте слова того, кто… Как назвать его? Того, кто, мягко говоря, известен полным своим пренебрежением к истине и чести, когда обида, действительная или вымышленная, пробудит в его груди свирепую жажду мщения. Что до других свидетелей, милорды… — Тут он обратил свои темные выразительные глаза на пажа, который скорчился, словно обожженный этим взглядом. — Не знаю, какие демоны вселились в моего вассала, какое адское красноречие убедило сироту, с самого рождения жившего лишь моими щедротами, чтобы он согласился участвовать в сговоре против своего господина и благодетеля. Зато я знаю: те, кто осудит меня на основании этих презренных показаний, согрешат перед людьми и ангелами. Бойтесь греха, милорды, избегайте его ради правосудия, которому вы служите, чье изваяние стоит в этом зале!