Книга потерянных вещей - Джон Коннолли

Но разве не говорил ему Скрюченный Человек, что потерянное можно вернуть? Нет, это ложь. Мама умерла, и мир, частью которого она была, канул без возврата. Даже если Дэвид вернется назад, мама останется лишь в воспоминаниях. Теперь его дом там, где живут Роза и Джорджи, и с этим нужно смириться, ради них и ради себя самого. Но если Скрюченный Человек не может сдержать это обещание, что же с другими его посулами? Все, как предупреждал Роланд: «Он говорит меньше, чем думает, и скрывает больше, чем показывает».

Любые сделки со Скрюченным Человеком чреваты ловушками и опасностями. Дэвиду оставалось надеяться на то, что король сможет и захочет ему помочь, позволив избежать дальнейших дел с мошенником. Но все, что он до сих пор слышал о короле, наполняло его сомнениями. Роланд явно был о нем невысокого мнения, и даже Лесник признавал, что власть короля над королевством не сравнить с прежней. Теперь ему угрожает Лерой со своей волчьей армией, и король может не выдержать испытания на прочность. Тогда у него силой отнимут королевство, а сам он умрет в пасти Лероя. С таким бременем на плечах найдется ли у него время для мальчика, потерявшегося в его мире?

И что там еще за книга — «Книга потерянных вещей»? Что на ее страницах может помочь Дэвиду вернуться домой: карта, где обозначено еще одно полое дерево, или заклинание, способное перенести его обратно? Но если книга волшебная, почему король не использует ее, чтобы защитить свое королевство? Дэвид надеялся, что король не похож на Волшебника страны Оз, который творил чудеса с помощью дыма, зеркал и добрых намерений, но не обладал реальным могуществом, чтобы вернуть домой тех, кто оказался в его стране.

Дэвид так погрузился в размышления и настолько привык к пустой дороге, что не замечал ничего вокруг. Тем временем рядом возникли двое: оба в лохмотьях, до глаз замотанные шарфами. Один держал в руке короткий меч, другой натянул лук, готовый выстрелить. Они выскочили из подлеска, отбросив белые шкуры, под которыми прятались, и с оружием наперевес предстали перед Дэвидом.

— Стой! — крикнул человек с мечом, и Дэвид сдержал Сциллу всего в нескольких футах от них.

Тот, что с луком, покосился на свою стрелу, потом ослабил тетиву и опустил лук.

— Эй, да это просто мальчишка, — сказал он.

Голос у него был грубый и угрожающий. Он сдвинул прикрывавший лицо шарф, так что стал виден рот, обезображенный пересекавшим губы глубоким шрамом. Его спутник откинул капюшон. У него был отсечен нос, на месте которого торчал неровный, покрытый рубцами хрящ с двумя отверстиями посередине.

— Мальчишка или не мальчишка, но лошадь отличная, — сказал второй. — У него нет права на такое животное. Наверное, сам украл, так что не будет греха освободить его от того, что ему не принадлежит.

Он потянулся к поводьям Сциллы, но Дэвид осадил лошадь.

— Я ее не украл, — тихо сказал он.

— Что? — вытаращился на него разбойник. — Что ты сказал, малец? Не хами, или не успеешь даже проклясть тот день, когда встретил нас.

Он угрожающе замахал мечом. На лезвии примитивного, грубо сработанного оружия Дэвид заметил следы точильного камня. Сцилла заржала и отступила еще на несколько шагов.

— Я сказал, что не украл ее, — повторил Дэвид, — и она никуда с вами не пойдет. А теперь проваливайте.

— Эй ты, маленький…

Головорез с мечом снова попытался ухватить Сциллу за уздцы, но на этот раз Дэвид поднял ее на дыбы, а потом лошадь и всадник рванули вперед. Одно из копыт заехало разбойнику в лоб, послышался глухой треск, и головорез замертво рухнул на землю. Его приятель был настолько ошеломлен, что отреагировал недостаточно быстро. Разбойник еще поднимал свой лук, а Дэвид, выхватив меч, уже гнал Сциллу по дороге. По пути он замахнулся на лучника и самым кончиком меча попал ему в шею, прорвав тряпье и проникнув в глотку. Разбойник зашатался и выронил лук. Он прижал ладонь к шее и попытался что-то сказать, но из горла вырывалось только влажное бульканье. Кровь брызнула сквозь пальцы и окропила снег. Вся его одежда спереди окрасилась красным, когда он рухнул на колени рядом со своим мертвым приятелем, а затем, вместе с затухающим сердцем, ослаб и кровавый поток.

Дэвид повернул Сциллу к умирающему.

— Я вас предупреждал! — крикнул он.

Он зарыдал. Он плакал по Роланду, по матери и отцу, даже по Джорджи и Розе — по всему, что он утратил, по всему, что мог назвать словами или только почувствовать.

— Я просил вас оставить нас в покое, но вы не послушались. Теперь смотрите, что из этого вышло. Вы идиоты. Глупые, глупые люди!

Лучник открывал и закрывал рот, его губы складывали слова, не издавая ни звука. Он не отрывал глаз от мальчика. Дэвид видел, как его зрачки сузились, как будто лучник уже не вполне понимал, что он произносит и что вообще происходит.

Затем его глаза широко раскрылись и застыли, когда смерть объяснила ему все.

Дэвид слез со Сциллы и осмотрел ее ноги — он хотел убедиться, что она не поранилась во время схватки. Похоже, лошадь была цела и невредима. Меч Дэвида окрасился кровью. Он подумал, что надо вытереть его о лохмотья одного из мертвецов, но ему не хотелось касаться трупов. Не хотелось и вытирать меч собственной одеждой, ведь тогда на ней останется кровь. Он развязал мешок, отыскал кусок старого муслина, в который Флетчер завернул сыр, и очистил им меч. Потом бросил окровавленную тряпку на снег и спихнул трупы в придорожную канаву. Он слишком устал, чтобы спрятать их получше. В животе у него заурчало. Он почувствовал горечь во рту и покрылся потом. Еле передвигая ноги, Дэвид отошел от трупов, зашел за камень, и его вырвало. Его рвало и рвало, пока желудок полностью не опустошился.

Он убил двух человек. Он не хотел этого, но теперь они мертвы, мертвы из-за него. Убийство ликантропов, волков в каньоне и даже то, что он сделал с охотницей в ее хижине и с колдуньей в башне, не так потрясли Дэвида. Да, он уже был причиной чьей-то смерти, но сейчас по крайней мере одного из этих людей он убил собственноручно, пронзив его плоть острием меча. Другого прикончило копыто Сциллы, и Дэвид был в седле, когда это случилось, ведь это он поднял лошадь на дыбы и погнал вперед. Он даже не думал о том, что творит, все вышло совершенно естественно, и такая способность ко злу угнетала его больше всего остального.

Он вытер рот снегом, потом оседлал Сциллу и погнал ее вперед, оставив за спиной свои деяния, но не память о них. Повалил снег, и крупные хлопья опускались ему на одежду, на голову и спину Сциллы. Ветра не было. Снег падал прямо и медленно, ложился новым слоем на сугробы и заснеженные дороги, деревья, кусты и тела, живые и мертвые, словно накрывал их саваном. Трупы грабителей вскоре оделись в белое, и так бы им оставаться неоплаканными и ненайденными до самой весны, если бы влажный нос не учуял запах и зверь не выкопал останки. Волк негромко завыл, и лес ожил налетевшей стаей, рвущей плоть и грызущей кости; слабые дрались за объедки, пока сильные и быстрые набивали брюхо. Хотя теперь их стало слишком много, чтобы насытиться столь скудной пищей. Стая разрослась и насчитывала уже много тысяч голов. Там были белые волки с дальнего севера, которые настолько сливались с зимним пейзажем, что их выдавали лишь черные глаза и красные пасти; черные волки с востока, про которых говорили, что их звериное обличье скрывает души ведьм и демонов; серые волки из западных лесов, крупнее и медлительнее прочих, которые держались особняком и не доверяли остальным; и наконец, ликантропы, одетые как люди, голодные как волки и жаждущие власти как короли. Они отделились от основной стаи и наблюдали от кромки леса, как их примитивные собратья дерутся за кишки мертвых разбойников. С дороги к ним приблизилась волчица. В пасти она несла окровавленный лоскут муслина. От вкуса крови ее рот наполнился слюной, ей было трудно не сжевать тряпку и не проглотить ее по дороге. Волчица бросила лоскут к ногам вождя и покорно отступила. Лерой поднес тряпку к носу и обнюхал ее. Дух крови мертвеца был сильным и резким, но он все же различил запах мальчишки.