Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова

мама была тоже скандальная. Потому что один раз пришла одновременно с этим мужем, а тот принес Лене красную розу. Она эту розу выхватила и ею же отстегала его. Той же ночью он заявился снова пьяный. Орал под окнами: "Лена, прости. Лена, я тебя люблю. Жить без тебя не могу". Полночи орал. Лена к окну не подходила, только рыдала в подушку. А на другой день он не пришел. И на следующий тоже. Сотовые телефоны в то время были еще большой редкостью. Поэтому новость о нем Лена узнала не сразу, а только через день. А оказалось, той же ночью, когда пьяный орал под окнами, он потом разбился на машине насмерть. Никогда не забуду, как страшно кричала Лена...

Мы потом как-то с ней встретились случайно, спустя несколько лет, посидели в кафе. Она сказала, что больше всего жалеет, что не простила, и с этим ей жить до конца. Поэтому, хоть я и взяла ту давнюю историю за основу книги, но для Никиты и Инны мне хочется другого финала. Буду рада и благодарна, если вы его примите. И прошу прощения, если кто-то категорически против их воссоединения и будет разочарован.

С бесконечным уважением, ваш автор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

глава 39

Прижимая букет к груди, Инна вернулась в квартиру. Прошла на кухню и сразу – к окну. Через минуту внизу появился Никита. Он быстро сел в машину и прямо-таки сорвался с места.

В груди болезненно кольнуло. Его джип уже скрылся, а она еще несколько секунд стояла, глядя во двор.

Как же скверно получилось! Как отвратительно! И как обидно…

Отмечать свой день рождения Инна поначалу отказывалась. Ну какие ей праздники, какое застолье, когда в душе – сплошная тоска? Ещё и как назло, накануне вспомнился прошлый год. Тогда она тоже категорически не хотела никаких празднеств – последние недели беременности протекали тяжело. Живот был огромным, гораздо больше, чем с Митей. Инна передвигалась с большим трудом, не могла наклониться, не могла даже лечь нормально. Постоянно мучили то изжога, то одышка. Ломило поясницу, отекали ноги. Сама себе Инна казалась грузной, неповоротливой, беспомощной. Хотелось только тишины и покоя.

Мать тогда по привычке рассчитывала на ресторан и была, конечно, разочарована, но в кои-то веки давить не стала. Приехала днем, поздравила и уехала. А вскоре пришел с работы Никита – освободился пораньше. Принес цветы, гелевые шары и всякие вкусности. Вот тогда, вопреки ее апатии, неожиданно получился чудесный вечер – простой, но уютный и романтичный. Они потом полночи лежали в обнимку и болтали о том о сем, говорили друг другу нежности, представляли вслух, как у них всё будет через год, через два и так – чуть ли не до самой старости. Они бы тогда даже не поверили, узнав, что ничего этого не будет, вообще ничего. Горько было от этих мыслей.

Если бы не мать, то в этом году Инна предпочла бы даже не вспоминать про свой день рождения. Но тут уж мать насела вовсю:

– Понимаю, что нет настроения. У меня, думаешь, есть? Меня тоже твой папаша предал! Сердце болит, таблетки горстями пью… Ночами не сплю. Но никто этого знать не должен. А я как подумаю, что всё наше семейство обсуждает, как с нами обошлись муженьки… Особенно Галя, мерзавка, злорадствует… А мы должны всем показать, что у нас все прекрасно. Что мы тут не плачемся, бедные-несчастные брошенки, как она думает. Надо заткнуть всем рты! Да и самим не мешало бы развеяться. А то так погано на душе, сил нет. И этот вроде… твой папаша… помалкивал вечно, не видно его и не слышно, а так пусто стало дома… порой даже находиться там невмоготу.

Мать горестно всхлипнула, но тут же встряхнулась, взяла себя в руки.

Что говорят родственники – Инне было плевать. Но мать стало жалко. Она ведь сама в этом варилась и по себе знала, как трудно выносить это ощущение внезапной пустоты. Потому и уступила, но отмечать согласилась только дома.

А сейчас жалела. Даже до прихода Никиты жалела, что они всё это затеяли. Смотрела на гостей с вежливой улыбкой, а сама ждала, когда же все уйдут. А еще все время украдкой поглядывала на телефон. Ждала, что Никита хотя бы напишет. А он приехал…

Внешне Инна казалась спокойной. Абсолютно невозмутимой. И не скажешь, что внутри ее всю колотило от захлестнувших чувств. Лишь едва заметная дрожь в руках могла бы ее выдать, да влажный блеск в глазах. Но на кухне она была одна.

Сейчас ей казалось, что она одна и в целом мире, хотя из гостиной доносились голоса.

– Алла, ты это про кого сейчас рассказывала? Кто мерзавец? – спросила материна двоюродная тётя, глуховатая, любопытная старушка.

– Да бывший этот, – отозвалась мать, стараясь говорить тише. – Иннин бывший муж.

– Бывший? – ахнула та. – Инночка развелась? А я помню его. Кажется, это был чей-то юбилей. И Инночка с ним приходила, да? Симпатичный такой молодой человек. Мне очень понравился.

На старушку тут же накинулась мать, уже не пытаясь сдерживаться. Забыла собственные слова: «Все должны думать, что у нас всё замечательно». Словно ненависть к Никите затмила для нее свои же установки.

– Да что там может нравиться, тетя Зоя! Вы издеваетесь? Вы знать его не знаете. А этот подонок, между прочим, моей дочери всю жизнь сломал! – затем она перешла на шепот. За стеной раздались ахи и причмокивания.

– Ну надо же! – приглушенно восклицали родственники. – Бедная Инночка…

– И вот этот мерзавец посмел еще сюда заявиться после всего! Мы его выгнали, конечно. Хватит. И так уже нахлебались…

В гостиную забежал Митя, и пересуды прекратились:

– А где мама? А скоро будет торт?

Инна наполнила вазу, поставила цветы в воду, бережно поправила нарядную упаковку и на минуту задержалась взглядом на нежных розовых бутонах, на белых чашечках лилий.

Затем с непроницаемым лицом вошла в гостиную. Разговоры сразу смолкли, но тут же кто-то из гостей начал о другом. И все охотно подхватили. Инна обняла Митю:

– Скоро, мой хороший, скоро будет торт, – улыбнулась она сыну.

* * *

К счастью, вскоре гости ушли, засиживаться никто не стал. Наверное, потому что за столом воцарилось напряжение, хотя Инна ничем не выдавала своего состояния.

– Наконец-то, – пробурчала мать, – устала как черт. Галина всю дорогу свою