Имяхранитель - Азамат Козаев

– «Возьми алебарду. Отмолю грехи», – скривив губы, передразнил Иван.

– Уберег Фанес всеблагой от глупости! Спасибо тебе, божечка! – Оломедас картинно сотворил обережное знамение и тут же шепнул: – Тс-с-с! Пришли! Он все еще слаб, так что полегче!

Император, белый как мел, возлежал на ворохе подушек и еле-еле держал глаза открытыми.

– Ваше императорское величество!

Иван и Оломедас, щелкнув каблуками, резко кивнули. Но если шеф охранки в своем мундире смотрелся в этот момент донельзя естественно, то Иван в полотняных штанах, суконной куртке и пробковых туфлях являл эталон нелепости. Огромный, небритый, с разбитым носом и подбитым глазом. С неизменной ухмылкой и острым, пронизывающим взглядом. Нет, обломок никак не вязался с представлением о гвардейской выправке.

– Это он? – чуть слышно произнес басилевс.

– Он!

– Подойдите.

Иван подошел. Василий долго собирался на одно единственное слово.

– Благодарю.

Ни на что больше монарших сил не хватило. Император сполз по горке подушек и закрыл глаза.

– Ладно, расскажу, – буркнул шеф охранки, уже вне покоев басилевса. – Не то подожжешь тут все своими серыми гляделками. Едва вывели Ваську в коридор, толпа оторопела. А стоило их императорскому величеству разомкнуть уста и провозгласить здравицу во славу своего терпеливого народа, как все побросали шапки вверх и, чествуя законного государя, с песнями удалились.

– Так и было?

– Почти, – беззастенчиво врал Оломедас. – Правда, несколько особо экзальтированных почитателей монарха упало от переизбытка чувств. Обморок.

– А юшка, стало быть, из носа пошла? – Иван, усмехаясь, кивнул на кровавые разводы на стенах, потом задрал голову. – И, разумеется, потолок заляпали совершенно случайно?

– Даже не знаю, как получилось. – Диего, дурачась, пожал плечами. – Зато, наоборот, точно знаю, что не получилось. В парк мои оболтусы все-таки опоздали. Даже представить боюсь, что случилось бы, не окажись ты расторопнее всех. Узнал тех четверых?

Иван посерьезнел и сощурил глаза.

– Принцы, – только и шепнул одними губами.

Впрочем, Оломедас понял его превосходно.

– Гастон, Фридрих, Александр и Юлий, – понимающе кивнул шеф охранки. – Василий жаждет набросить на каждого пеньковый галстук. Но я не уверен, что удастся доказать их причастность к попытке переворота. Слишком хитрые лисы.

– А обломок, разумеется, не свидетель, – усмехнулся Иван. – По определению. Да я и не хочу. Малыш Ромас в безопасности, а на остальное – плевать. Хоть прорви тут у вас канализационные трубы, все разом.

– Когда ты их с Паломой отправляешь?

– Вернусь домой и сразу отправлю. Пусть успокоятся. А между прочим…

Иван, усмехаясь, прервался и исподлобья взглянул на шефа охранки.

– Чего замер? Ну? продолжай.

– Не далее как час назад я имел беседу с их превосходительством придворным прорицателем Илли.

– Он останется жить? – полушутя вопросил Диего.

– О, да! Жив, здоров и предельно доволен жизнью. Кстати, их пьяное превосходительство клятвенно побожились, что пророчество о маленьком Ромасе – истинная правда. От первого слова до последнего. А я склонен людям верить!

– Так вот откуда у придворного прорицателя свежий синяк, взгляд затравленной лисицы и кристальная трезвость во взгляде! – понимающе прошептал Оломедас и едва не расхохотался. – Вера в людей порой творит чудеса.

* * *

Палома и Анатолий стояли у портала в квартире Ивана и смущенно прощались с хозяином. Пятерка агентов охранки находилась при спасенных неотлучно.

– Куда подашься там ?

– Не знаю. – Палома пожирала Ивана глазами, а малыш все порывался освободиться от объятий матери и влезть в чудной аппарат. – Станем путешествовать. Пусть растет спокойно. А когда вырастет…

– Там и поговорим, – продолжил Иван. – Глядишь, и впрямь повезет с мальчишкой Перасу.

– Ты ничего не хочешь спросить? – Палома ждала от имяхранителя одного единственного вопроса. Того, что мог бы перевернуть ее… да что ее – несколько жизней!

– Боюсь, – усмехнулся Иван и повторил для пущей значимости: – Боюсь.

– Раньше ты ничего не боялся, – прошептала Пальма. – И никого. А уж наглости в тебе было… Мог закадрить любую девушку, даже Ро…

– Тут, на Перасе, малыш в опасности, – перебил ее Иван, пряча глаза. – Нельзя вам оставаться. Пусть пройдет время, а там поглядим.

Палома сердито дернула плечом и, ухватив Анатолия за руку, шагнула в раскрытую дверь лифта. Иван передал ей дорожные сумки. Закусив губу, бросил прощальный взгляд на женщину и ребенка. И решительно захлопнул дверь. Все.

Все.

Потом имяхранитель проводил агентов охранки (подчиненные Оломедаса попрощались с ним весьма сочувственно, как простые люди, а не как официальные лица), подтащил стул к открытому окну и, оседлав деревянного скакуна, забросил ноги на подоконник.

Врывающиеся в комнату порывы ветра несли с собой шум города. Мальчишки под самым окном играли в пристенок. Сердито и басовито урча, по улице протарахтел автомобиль. Разносчики газет бойко предлагали вечерний номер «Горожанина».

– Кхе, кхе, – кто-то сипло прокашлялся за спиной. – Прошу простить, но дверь была открыта.

– Что-то случилось? – не вставая со стула, Иван обернулся. – Дражайший Якко Волт! Мне кажется, вы чем-то взволнованы. С нас взыскали огромную недоимку? Вы не обидитесь, если я не буду вставать? Устал неимоверно!

– Что вы, что вы! Конечно, сидите! – финконсульт довольно потер руки. – У меня очень хорошие новости! Знаете ли вы, что подушный налог теперь можете платить вполовину меньше, чем прежде? Вполовину меньше! Я покопался в налоговом уложении и обнаружил крохотную лазейку, куда мы смогли нырнуть. Очень интересное положение! Оно касается авторского права. По закону вы способствовали творческой деятельности полноименных, которых спасли от зубов горгов. И таким образом являетесь соавтором-компаньоном в тех делах, которым они посвятили себя после спасения! Я подал соответствующий запрос в коллегию юстиции – вот ответ! Вы признаны соавтором полноименных, бывавших под вашей охраной! Поздравляю! Вы фактически полноименный, при отсутствии Имени! Феноменально!

Иван устало кивнул:

– «…И каждый день мне снова внове, готов узнать – не узнаю, и все старо, и голос крови низводит оторопь мою».

…На расстоянии шестнадцати морских миль Столбовой-и-Звездный опоясывает кольцо Сорока Четырех островов (называемых также «землями»), похожих один на другой, точно бобовые зерна из одного стручка. Сорок четыре гладеньких бобовых зерна, обращенных вогнутой стороной к Столбовому-и-Звездному, площадью со средний европейский город каждое. Среди них найдется пяток Рудничных, пара Механических и пара Кузнечных. Имеются Мануфактурный старинный, Мануфактурный новый и Земля Тонких Шелков. Стеклодувный. Фарфоровый. Неполный десяток Многоукладных островов, именуемых предельно невзыскательно: М-1, М-2 и далее до девятого. Большинство же остальных островов занято под сельскохозяйственные посевы и выпасы для скота. Это – Житные Земли. Населяют их, соответственно, земледельцы и животноводы. Нивы там тучны и изобильны, тучен скот, тучны пастыри, тучны хлебопашцы, виноградари, птицеводы, их собаки. Тучны кошки. Даже крысы и мыши толсты и неповоротливы. Подчас кажется, что и сама тамошняя жизнь не идет, а лениво топчется на месте, подумывая: ах, сколько можно суетиться, не пора ли, наконец, прилечь? Впрочем, то же самое (с разной степенью приближения) можно сказать и о прочих упомянутых нами островах.