Имяхранитель - Азамат Козаев

Дура!

Рассудительность + наблюдательность

Милая бумага, вчера опять поймала брошенное в спину «дура». Похоже, это многоактное сватовство идет мне только во вред. Теперь уж точно весь дом убедился в том, что меня отчего-то не берут замуж – столько потенциальных мужей прошествовало через парадный вход, что скрыть сей факт от общественности сделалось положительно невозможно. Над всеми довлеет мнение прекрасной троицы, соседи уверены, что я стерва и кровопийца. Но мне почему-то не хочется чужой крови.

Дело в том, что я совершила открытие, которым горжусь, как самой большой жизненной удачей. Никогда не была сильна в общественном устройстве Пераса, но один из вопросов уже несколько месяцев не дает мне свободно дышать и наслаждаться незамужней жизнью – почему обломки у нас презираемы и низведены до уровня безымянных, если не ниже? И знаешь, милая бумага, я нашла ответ! Сейчас, на твоих чудных белых листах я выведу новый закон, который и назову своим именем – закон «Марии». Вот он – низведены только те, обломки, что потеряли присутствие духа и надломились потерей Имени. Те, же, что остались жить и преодолели свой недуг, на поверку оказываются гораздо более жизнеспособными, нежели прочие обитатели Пераса! На таких лучше не фыркать, рядом с ними следует попридержать свой гонор. Такому скажешь «дурак», в ответ получишь такое же «сам дурак». Правда, я не знаю, сколько их всего. Знаю только одного.

А вчера я опять отличилась – не смогла сдержать язык за зубами, укусила наших кумушек. Глупо встряла в разговор у подъезда, который в конце концов скатился на привычное «обломки – дрянь». Иван как раз возвращался откуда-то домой и подходил к подъезду. Ну, я и предложила громко сообщить «этому несносному обломку», что о нем думают трудолюбивые одноименные. Нет ничего легче, вскричали дамы. Но стоило Ивану поравняться с нами, мрачно ухмыльнуться и хрипло рыкнуть «добрый вечер», желание резать правду-матку у наших поборниц справедливости сдуло, как свежим ветром. Я сделала удивленные глаза и без единого слова удалилась. Тогда и поймала, брошенное в спину «дура». Может быть, и дура, но как я их понимаю! Тяжело вести себя глупо и переть на рожон, если тебе показывают огромные и острые зубы. А я окончательно и бесповоротно сошла с ума.

Обломок с седьмого этажа, ты не оставляешь мне шансов…

Отчаяние + любопытство

Я обеспечена, имперских «именных» для безбедной жизни мне хватает за глаза, и кое-что с легкой душой могу себе позволить. Кажется, я влюблена. Факт тем более тревожный, что глупостей осталось ждать недолго. Я просто-напросто отчаялась…

Хожу за Иваном, как хвостик – куда он, туда и я. Детально изучила распорядок его дня. Ближе к полной луне, когда спрос на имяхранителей растет, клиентом Ивана становится кто-то из состоятельных полноименных. Впрочем, все мы не бедствуем, и разговоры о состояниях – чистейшей воды условность. Может быть, просто нанять его? Как полная луна взойдет – и нанять? Но что такое одна ночь? Тем более Иван окажется в распоряжении всего лишь моего ноктиса. Не меня, красотки, увы! А мне этого недостаточно. Фанес всеблагой, какая жадина!

Несколько часов в день Иван отдает экзерсисам с оружием. Сдуру записалась в ту школу фехтования, где он пропадает каждое утро. Фехтуют в полном облачении с маской на лице и кожаных доспехах, подбитых ватой. Наставник долго и подозрительно мерил меня острым взглядом, но я лишь выпятила челюсть и пронесла какую-то чушь насчет того, что папа всегда хотел мальчишку. Дур, то бишь дам, кроме меня, не оказалось вовсе. Но как далеко мне до обломка с седьмого этажа! Ни разу не встретила его среди начинающих школяров, подобных мне. Оно и понятно – чтό Ивану делать с нами! Не теряю надежды. Авось…

Иногда под самый закат, а то и вовсе в ночи обломок уходит на берег моря, раздевается и бесстрашно бросается в море. Видела это собственными глазами, благо несколько раз следовала за ним по пятам, прячась в тени зданий и деревьев. Смельчак! Плавать ночью, когда не видно ни зги, и лишь звезды и луна печально таращатся сверху – в моем понимании верх бесстрашия. Море, до ужаса бескрайне, пугает черной глубиной, кругом безмолвно и по-особенному страшно, сидишь как полная дура в своем укрытии и думаешь: «А вдруг с ним что-нибудь случилось?» И ладно бы вошел в воду, окунулся и вышел, так нет же! Иван уходит в море надолго, на полчаса, на час. Он уходит, а ты сиди, как идиотка, переживай!

Иногда он пропадает на несколько дней, а я бегаю по округе, высунув язык на плечо, как собака, потерявшая след. Ну, это я образно говорю «бегаю», на самом деле я просто фланирую туда-сюда и делаю вид, что совершаю променад. Но могу сказать определенно – искать его бесполезно. Проверяла. Обломка не бывает ни в школе фехтования, ни на море. Скорее всего, его просто в эти периоды нет в городе. Несколько раз я видела обворожительных Цапель, выходивших из подъезда, и никаких сомнений у меня не оставалось – они выходили от Ивана. Время от времени к нему приходят странные люди, и уверена, речь между ними идет не только о сохранении Имен. Многих Иван интересует, просто как гора крепких мускулов с думающей головой. Согласись, милая бумага, сочетание, по меньшей мере, редкое и по этой же причине не доступное первому встречному. Его рыкающий голос может обмануть наших подъездных кумушек, но не меня. Обломок на порядок более прозорлив, нежели хочет показаться. Я гуляю и терпеливо жду, когда он появится. Всегда дожидаюсь.

Страшно представить, что однажды могу не дождаться…

Странность + бесстрашие

Солнце в этом году особенно жаркое, поэтому я встречаю зверей чаще, чем обычно. Весной видела двух, в июне – трех, июль еще не кончился, но я уже насчитала пять. Пять! Иногда они рысят по тротуарам и обочинам и никого не трогают, но если голодны – пиши пропало. Отпугнуть их бывает почти невозможно. Впрочем, не оттого ли я снискала репутацию «дуры», что замахиваюсь на необъятное и пытаюсь делать невозможное? Мне самой бывает страшно, жутко страшно, но я всегда вижу, кого солнечные звери наметили своей жертвой, и по мере сил и глупости стараюсь предотвратить трагедию. Иногда удается, иногда нет. Неделю назад это удалось, вчера – нет. Выбранный зверем одноименный оказался симпатичным молодым человеком, и мне очень не хотелось, чтобы его жизнь оборвалась, не успев начаться. Я припустила к нему что было сил, но все равно опоздала. Парень что-то почувствовал, заозирался, оступился на неровном бордюрном камне и угодил прямиком под автомобиль. Насмерть. Удачная охота…

Вот она, слава! Меня узнают на улице! Сегодня меня приметил «старый знакомый», толстенький одноименный, взъерошенный, будто мокрый воробей. Наше знакомство произошло при столь живописных обстоятельствах, что голову кладу на отсечение – он не забудет меня до самого своего конца. «Мокрый воробей» узнал меня со спины и по меньшей мере квартал бежал следом, указуя перстом и на ходу выкрикивая: «Это она! Люди, та самая сумасшедшая! Так меня толкнула, что я улетел на добрую сажень! Д-дура!»

Я лишь усмехнулась. Горькой вышла моя усмешка. Ждать ли от незрячего благодарности за помощь? Без вины окажешься виноватой во всех смертных грехах, и получится, как со слоном, которого ощупывали слепые. Милая бумага, говоря «слепцы», я нисколько не преувеличиваю. Солнечных зверей вижу только я. Остальные смотрят на мир широко открытыми глазами, но не видят. Огненные твари ходят меж людей, облизываются, зубасто щерятся, хлещут себя хвостами по бокам, но их не замечают. Наверное, так и должно быть. Все равновесно в нашем лучшем из миров. Я тоже не замечаю очевидных вещей, за что и ношу репутацию сумасшедшей. Была бы нормальной – давно нянчилась с детьми, ублажала разными вкусностями мужа и не занималась всякой ерундой, вроде уроков фехтования, слежки за мрачным здоровенным детиной и уличных скандалов. Почти всегда, если мне удается вырвать человека из лап солнечных зверей, дело заканчивается скандалом. Спасенный недоуменно оглядывается, не видит ровным счетом ничего, стремительно багровеет от злости… и разверзаются хляби словесные. А я, дура, стою молча и тупо усмехаюсь. Почему-то мне бывает весело от того, что этот сварливый, неблагодарный человек спасен от страшной гибели. Я одними лишь глазами провожаю пламенно-оранжевую смерть, и та, невидимая для толпы, лениво трусит вперед, кося назад равнодушно-хищным взглядом. Наверное, это должно жутко действовать на нервы: скандалы, смерти, затянувшееся сватовство, колкости соседей. Но, милая бумага, на меня оно не действует! По-прежнему широко улыбаюсь и надеюсь на лучшее.