Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

различила напротив через стол хозяйку дома, мачеху Е. Она привстала и, глядя прямо на меня с ненавистью, громко сказала что-то вроде: «И правильно, Шурик, что не ешь! Так и надо. Приглашают сюда всяких…» И рукой показала на меня.

Я встала, отодвинула стул, вышла из-за стола и услышала, что за моей спиной с плачем вскочила Е. и побежала, догоняя меня. Мы с ней вместе спустились по ступенькам в сад и пошли по дорожке к воротам. Она все еще плакала, а я сказала:

— Перестань плакать. Лучше подумай, как мы отсюда выберемся.

— Дойдем до станции. Там поезд, — сказала она, всхлипывая.

— А деньги у тебя есть? У меня ни копейки.

— Нет, нету.

Она плакала, а я была спокойна, как пульс покойника. Меня занимало только одно — как мы доедем до Москвы без денег.

Не успели мы отойти от дачи, как нас нагнал «линкольн». На переднем сиденье мы увидели отца Е. Сели сзади. Молча доехали до Москвы, машина остановилась шагах в ста от моего дома в Хохловском. Я вышла, за мной вышел отец Е., нагнал меня. Силой повернул к себе лицом, обнял, поцеловал в лоб и сказал: «Ты многого не понимаешь. Не понимаешь. Прости».

…В июле Е. сообщила мне, встретив в институте: «Отца арестовали».

Прошло время. Забыла сколько: год, наверное. Барвихинские события зимы — весны 1936/37 года выстроились в моем сознании в логическую цепочку.

Пока я и Е. блаженствовали на даче, готовился так называемый второй «показательный процесс», процесс Бухарина и Рыкова. И в связи с этим в «Правде» была упомянута фамилия отца Е. Правда, речь шла не о нем, а о его старшем брате. Старший брат был, как потом говорили шепотом, человек «железный». Он ни на каких процессах не фигурировал. Будто не рискнули вытащить. Замучили насмерть. Сразу. Так считалось.

Этот «железный» брат был, по слухам, самым главным большевиком в семье. Его дочь Юлю я тоже знала.

И еще я вспомнила, как к Е. на дачу позвонила наша соученица X., дочь, как тогда говорили, «близкого соратника Ленина», и отругала Е.: «Чего это вы забрались черт знает куда? Не читаете газет!» — и сообщила о том, что брата отца Е. помянул кто-то из подсудимых.

Е. вечером поговорила с отцом. Не знаю, что он ей сказал в ответ. Я не стала спрашивать. Сочла, дура, это их семейным делом. Да и что он мог сказать дочери? Что объяснить?

Теперь ясно, что отец Е. предвидел свою судьбу. Да и о судьбе семьи, видимо, догадывался.

Впрочем, что я о нем знаю, об этом погибшем Короле? Е. как-то с гордостью рассказывала мне: «У отца вся спина в рубцах». Проходил сквозь строй? Били шпицрутенами?

Помню, что я, человек любопытный, расспрашивала Короля о широко обсуждавшемся тогда споре-конфликте между академиком Вавиловым и прохвостом Лысенко. Конфликте, кончившемся так страшно для Вавилова. Отец Е. имел непосредственное отношение к тогдашней дискуссии Вавилова и Лысенко. Да, в ту пору это еще можно было назвать и спором, и дискуссией.

На мои расспросы отец Е. отвечал с улыбкой: дескать, Вавилов все хочет решать обстоятельно, продуманно, а Лысенко — молодой, горячий, торопится.

Так ли он считал на самом деле? Да черт с ним, с Лысенко! Главное, как Король относился к Сталину! И почему и он, и его «железный» брат покорно, словно овцы, пошли на бойню, под нож?!

«Ты многого не понимаешь» — вот и все, что я услышала.

А что другое я могла бы услышать? Я и впрямь ничего не понимала. Совершенно не понимала ни мыслей, ни поступков людей, делавших эту проклятую революцию 1917 года!

Ну а теперь я хочу прервать это свое повествование и сказать несколько слов о том, что значили для нас аресты таких людей, как отец Е., его брат. И что значили для нас так называемые «показательные» (открытые) процессы[Так называемых «показательных процессов» было два — все остальные проводились в режиме строгой секретности. Первый показательный процесс — в 1937 году по делу Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова, Смирнова, Пикеля, Мрачковского, Тер-Ваганяна и др. И второй — в 1938 году по делу Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Раковского, Чернова, Гринько, Зеленского, Бессонова, Икрамова, Ходжаева, Шаранговича и др. В учебнике «История Коммунистической партии (большевиков): краткий курс», который был обязателен для всех учебных заведений страны, фигуранты обоих процессов именовались «белогвардейскими пигмеями, силу которых можно было бы приравнять всего лишь к силе ничтожной козявки…».].

К 30-м годам уже сформировалось наше (моего поколения) отношение к власти. Мы поверили, что во главе великого Советского Союза стоят кристально честные большевики, герои, вожди, рулевые, соратники Ленина, соратники Сталина, которые ведут нас в лучезарное (коммунистическое) будущее.

И вот два «открытых» процесса (а они и впрямь были открытыми — на них побывали и Эренбург, и зарубежные писатели, и многие другие люди — рабочие, летчики, полярники…), которые широко освещались. Да, в ту пору нельзя было транслировать по радио речи обвинителей и показания обвиняемых, а телевидения и вовсе не существовало. Но у газеты «Правда» был громадный тираж, и ее читали миллионы людей, ведь других источников информации не было. Более того, «Правду» «прорабатывали» на обязательных политзанятиях по всему Советскому Союзу. И в «Правде» изо дня в день печатались стенографические отчеты заседаний Военной коллегии Верховного суда СССР.

Не помню, как после первого процесса, но после второго уже через 7 дней после оглашения приговора был подписан в печать толстенный сборник (52 п.л.) стенографических отчетов. И это несмотря на чудовищный дефицит бумаги. И сборник продавался во всех городах и весях нашей необъятной Родины.

И что же мы прочли в газете «Правда» и в сборниках стенограмм?

Мы прочли, что кристально честные большевики, герои, вожди, рулевые, соратники подло убили Кирова, Горького, сына Горького Максима, Куйбышева, Менжинского. Что они непрестанно «вредили» — поджигали, ломали, взрывали разные «объекты», а также продавали Родину английской, японской и германской разведкам.

Ну и что мы должны были думать по этому поводу? Если учесть еще, что ко времени второго открытого процесса Сталин уничтожил всю верхушку Красной армии, а война была уже не за горами?

Ну а теперь вернусь к описанию своей жизни. Короткая сказка в стиле Перро, сказочка о девушке, которую привезли в Барвиху на красивом «линкольне», кончилась. Кончилась для меня и большая сказка о героях, которые сделали Великую Революцию во имя счастья народов. Почти кончилась.

Но прошло очень немного времени, и оказалось, что короткая сказка имеет