Дочь викинга - Юлия Крен

Таурин посмотрел на лежащую в костре секиру и покачал головой:

– Возможно, он мне еще понадобится. Мы возьмем его с собой.

И вдруг Тир перестал хохотать. Совершенно спокойно, словно не испытывая боли, он произнес:

– Девушку, вместе с которой путешествует франкская принцесса Гизела, зовут Руна. Я хорошо ее знаю. Мне известны все ее привычки. Если они обе действительно покинут королевство франков, я выслежу их для тебя.

– Зачем тебе помогать мне? – спросил Таурин.

– Мир небезопасен… Это ядовитое место. Мы танцуем, танцуем среди змей, танцуем между вулканов… А я отлично умею танцевать.

– Отпустите его! – приказал Таурин и отвернулся. Он был уверен, что северянин не попытается бежать.

Дни после бегства из Лана ничем не отличались от времени, проведенного в дороге из Руана. Было холодно – согреться можно было только у костра. Хотелось есть – Руне не всегда удавалось вернуться с добычей. Девушки молчали, разве что северянка время от времени задавала вопросы Гизеле, стараясь запомнить новые слова по-франкски.

Однако кое-что изменилось. После Руана Гизеле еще было на что надеяться, но после Лана надежды для нее не осталось. Пережитое вновь и вновь всплывало в ее памяти, и вновь и вновь девушка задавала себе один и тот же вопрос: «Почему?»

Почему Гагон оказался таким злым? Он ведь лучший советник отца! И почему он настолько бессердечен, что готов убить ее?

Наверное, предположила Гизела, Гагон не считает себя бессердечным. Скорее всего, он думает, что действует в интересах короля. А вдруг для короля Карла мир с норманнами и вправду был дороже жизни собственной дочери?

Гизеле было больно думать об этом, и потому девушка сосредоточилась на совершенно другом вопросе: «Куда теперь?»

Единственным местом, куда они могли бы бежать, оставался монастырь в Шелле, где пребывала сейчас ее мать, но Гизела не знала дороги туда, а если бы и знала, в ней был слишком силен страх перед Гагоном, который, несомненно, будет преследовать ее. Принцесса была уверена в том, что Гагон уже выслал за ней погоню.

Еще она с ужасом думала о том, как Гагон накажет Беггу за то, что кормилица не проследила за своей подопечной. Неверная Бегга… Беспомощная Бегга… Изнеженная Бегга, привыкшая жить в роскоши…

Страх перед Гагоном пересилил в душе Гизелы страх перед Таурином и Тиром. Гагон знал, что и Руна, и Гизела живы; другие же враги считали их мертвыми.

Итак, Гизела не стала перечить подруге, когда Руна привела ее к Эпту. Вскоре они оказались у того самого бурного потока, в котором чуть не утонули. И хотя рана уже зажила, Гизела почувствовала жжение в ноге, когда увидела пенные воды.

– Нам действительно нужно это сделать? – испуганно спросила принцесса.

Руна отвела взгляд.

– Что ты делаешь, твое. Что я делаю, мое.

Ее голос звучал тише, чем обычно, девушка говорила неразборчиво, но Гизела поняла, что она имеет в виду. Руна в любом случае перейдет границу, ведь в королевстве франков рассчитывать на помощь не приходилось. И Гизела должна была сама решить, следовать за ней или нет.

Впрочем, выбора у принцессы не оставалось. Что может быть хуже блужданий на чужбине, холода, голода, преследований заклятых врагов? Только одиночество.

На этот раз у беглянок было больше времени на то, чтобы отыскать брод. Не свистели над головами стрелы, не ржал испуганный конь, но входить в воду было все так же страшно. Вода была холодной, и даже в самом мелком месте девушкам пришлось погрузиться в нее по пояс.

Хотя Руна уверенно говорила о «твоем и моем», она готова была помочь Гизеле. Северянка не только взяла ее за руку, но и тянула за собой на другой берег. Несмотря на скользкие камни и мягкий ил под ногами, принцессе удалось не поскользнуться и устоять на ногах. Шаг за шагом девушки продвигались вперед, и, когда они ступили на противоположный берег, Гизеле подумалось, что за эти недели она стала гораздо сильнее. И не только сильнее – теперь ей легче было переносить холод. Впрочем, она не очень радовалась этим переменам. Оглянувшись на земли франков, Гизела вновь ощутила тоску по родному дому.

Она больше никогда не сможет вернуться домой. И никогда не станет прежней. Той Гизелой, о которой все заботились. Той Гизелой, которая радовала людей своим пением. Той Гизелой, которая так старалась быть милой со всеми, кто ее окружал.

Они пошли дальше. Мокрая одежда липла к телу, но гораздо больше принцессу беспокоили мысли, кружившие в ее голове.

– Что же мне теперь делать? – пробормотала она, надеясь, что разговор поможет отогнать тревогу. – Мы же не можем блуждать вечно. В Нормандии тоже есть монастыри, Роллон обещал моему отцу отстроить их заново. Я могла бы поселиться в одном из них. Или мы могли бы вернуться в Руан. Я ведь должна предупредить Эгидию. Я могла бы вновь притвориться ее служанкой…

Принцесса запнулась. Она понимала, что все это невозможно. Даже если Эгидия еще жива, Гизелу никто к ней не пустит. И даже если в Нормандии остались монастыри, не разрушенные северянами, Руна не станет искать такой монастырь. В ответ на слова Гизелы она повторила:

– Что ты делаешь, твое. Что я делаю, мое.

– Но что ты будешь делать? – спросила принцесса. – Куда ты пойдешь?

– Норвегия, – кратко ответила Руна.

Гизела поникла. Руна все еще хотела вернуться домой, пусть и без ее помощи.

– А я? – спросила она.

– Ты… плыви со мной… или оставайся…

Гизела замерла на месте. Ее одежда уже высохла на ветру, но девушке все еще было холодно.

– Но что же мне делать в чужой стране?! – жалобно воскликнула она.

И только задав этот вопрос, принцесса поняла, что любая страна будет для нее чужой. И что она будет чужой в любой стране.

Руна, подойдя к Гизеле, сжала ее ладони.

– В Норвегии… никто тебя не знает… никто не знает, что ты… невеста… Роллона…

Гизела опустила глаза, но рук не отняла. Она кивнула.

На следующий день Гизела сказала, что еще не решила, как поступить. Тем не менее теперь не только Руна учила язык франков, но и Гизела принялась учить язык северян.

С каждым утром становилось немного холоднее, чем вчера. Просыпаясь, девушки сбрасывали с себя гору листьев, нападавших на них за ночь. Голые ветви деревьев покачивались на ветру. Они немного пугали Гизелу – очень уж были похожи на черные иссохшие руки. На тускло-коричневых, с гнильцой, листьях, еще вчера казавшихся золотыми, лежал тонкий слой инея, серебрившийся в слабых лучах утреннего солнца. Стоило тучам затянуть небо – и тот же иней становился грязно-серым. Но, прекрасный или отвратительный на вид, иней предвещал приближение зимы. Зимой Руна не сможет вернуться в Норвегию. Зимой Гизела не выживет в лесу.

До сих пор принцесса держалась достойно, Руна не могла этого не признать. Гизела не жаловалась, не плакала. Она вступала в разговор только для того, чтобы выучить новое слово на северном наречии или научить чему-то Руну. При этом принцесса оказалась гораздо способнее к языкам, чем ее подруга.