Муж для ведьмы - Екатерина Кариди

Карлу Йоргу показалось, что его ударили в грудь.

Надо сказать, что за разговором они незаметно преодолели расстояние до дома бургомистра и даже успели добраться до приемной. И сейчас на них нагло таращился жалкое убожество Мартель. И, кажется, смел кривить губы в улыбке.

— Это… н-недопустимо! — вышел из себя Йорг.

Однако старый петух бургомистр неожиданно встал в позу и заявил:

— Я глава этого города. И мне решать, что допустимо, а что нет.

И скрылся за дверью своего кабинета, а он остался наедине с Мартелем.

Мессир Йорг немедленно покинул приемную и направился в миссию. В тот момент преподобный был зол как сто чертей и, проходя по улице, даже не заметил, что дракон Саварэ больше не перегораживал дорогу.

Потом, конечно, он остыл и решил, что надо действовать по-другому.

Обнаружив наконец, что дракона на набережной больше нет, а следовательно, магистр Саварэ улетел, преподобный Йорг даже обрадовался. Потому что сейчас в течение какого-то времени этот городишко будет принадлежать ему одному. Что бы там старый ощипанный петух Николя Гарсон себе ни думал.

И эти мысли вдохновляли.

А еще его вдохновили те бумаги, которые увез магистр. В реестр преподобный их вписывать не стал. Они нигде не проходили ни по каким документам. Пусть потом магистр доказывает, что нашел их в Сквартоне, а не сам состряпал. В крайнем случае, будет его слово против слова магистра.

Однако выходило слабовато.

Слово герцога Саварэ могло перевесить. Потому что у герцога связи и больше влияния при дворе. Мало. Нужны еще какие-то доказательства.

Но пока что Карлу Йоргу нужно было удовлетворение. За этим он и спустился в подвал, где у него хранилось изобретение, доведенное до совершенства. Стоило только погладить широкий обод колеса и мысленно представить себе на нем растянутую веревками донну Иннелию. Эту грязную распутную тварь…

У него глаза закрылись, дыхание занялось от нахлынувшего жара.

Он сейчас же ушел оттуда и велел привести к себе служанку. Надо же было чем-то занять себя до утра.

* * *

О том, что она являлась причиной чьих-то жарких фантазий, Инна в тот момент даже не подозревала. Они с дядюшкой еще долго обсуждали спонтанно возникавшие у нее идеи по развитию бизнеса и параллельно подъедали разнообразную деликатесную еду из корзины. Оба пришли к выводу, что по большей части тут кучерявые названия. А их повар Жак, который, кстати, тоже был привлечен к дегустации, готовит ничуть не хуже. Ну, а его черничный пирог вообще выше всяких похвал.

Но. Еще из своей прошлой жизни Инна прекрасно помнила, что платят за бренд. Вот взять, например «Фиалковый шмель». Они берут красотой.

Оглядела зал «Кабаньей ноги». Ну жуть же. Сейчас — конкретно жуть.

— Ты это, — обиделся Кристоф. — Не очень-то. Я тут тридцать пять лет, понимаешь.

— Ага, оно и видно. За тридцать пять лет первый ремонт.

Старик засопел и выдал:

— Ну, будет, будет тебе ремонт! Но не сразу же, за один день!

— Не сразу, конечно, но обновить посуду можно. Причем не надо дорогую. Но чтобы все тарелки были одинаковые.

— Ага-а-ааа, — протянул он, кивая, как болванчик. — А потом скажешь, на каждый стол слюнявчики эти… Салфетки, скатерти!

— Ну, не сразу.

В конце концов трактирщик сдался.

А Инна досиживала уже на одном упорстве. Потом поднялась к себе в комнатку с единственным желанием — завалиться спать. Открыла дверь своим ключом, хотела уже войти и обнаружила, что ее маленькие шпионские хитрости сработали. Лучинки на месте не было, нить разорвана…

Кто-то в ее отсутствие сюда заходил.

Сон как рукой сняло. Инна мгновенно влетела внутрь, комнату заперла и тут же полезла проверить содержимое сундука. На первый взгляд ничего не пропало. И на второй тоже. Инна пересчитала наличность и проверила украшения, все было на месте.

Потом проверила комод и шкаф. И тут тоже вроде бы ничего не пропало.

Но сама мысль, что кто-то лазил в ее вещах, копался, руками своими трогал, вызывала отвращение. А злая Инна в тот момент была такая, кажется, разнесла бы тут все. Сбежала по лестнице вниз и позвала Кристофа. Старик сначала спросил:

— Что? Еще что-то надумала?

Но, видимо, по ее лицу понял, что не о бизнесе сейчас пойдет разговор. Поковылял к ней, кряхтя:

— Ох, ноги мои, ноги, отекли, совсем не ходют.

Подошел, увел ее в закуток под лестницей и уже другим тоном спросил:

— Что?! Почему на тебе лица нет?

— В моих вещах кто-то рылся, — сказала она прямо.

Секунду трактирщик смотрел на нее, соображал. Потом спросил:

— Пропало что-то?

— Нет, — качнула головой Инна. — Я смотрела. Так, навскидку, вроде нет, но более детально…

Она пожала плечами. Повисла неловкая пауза. Всегда неловко и неприятно, когда происходит такое и виноват кто-то из своих. Наконец Кристоф спросил:

— Думаешь на кого?

На кого? Кандидатуры у Инны были две. Кэти и Тибальд.

— Хорошо, сейчас. Поднимайся на второй этаж и жди.

А сам ушел. Инна поднялась, ходила по коридору и нервничала. Досадно и неприятно было это все. А еще ей на память приходил Саварэ, и так хотелось, чтобы он скорее вернулся.

«Мы опять не договорили, донна Иннелия. Но я вернусь, и мы обязательно продолжим».

Она невольно вздохнула, потерла себя по плечам и загляделась в маленькое оконце в конце коридора. Вот бы…

Додумать не успела. На лестнице раздались шаги, и очень скоро в коридоре второго этажа собрались Кристоф, Жак, Кэти и Тибальд.

— Так, — коротко, по-деловому, начал Кристоф. — Ты.

И показал на Кэти. Девица и так была бледная, а тут и вовсе побелела, глазки забегали.

— Я, донна Иннелия, ничего не трогала. Да и как я могла?! Я сегодня из кухни не выходила!

— Жак? — спросил Кристоф.

Повар кивнул, подтверждая, что та все время была на глазах. Жаку Инна склонна была верить.

— Все, идите оба.

Повар и посудомойка ушли, остался Тибальд.

— Теперь ты, кум.

Он и до того держался заносчиво, а тут глумливо Инне поклонился и осклабился.

— А если даже и я? Чё такова? Не пропало же ничего, — он покрутил кистью. — Из чулочков ваших.

Боже… Как Инне стало тошно при мысли, что он там своими руками ее вещи трогал. Она готова была сейчас же выбросить все!

Кристоф молчал и тяжело смотрел на Тибальда из-под бровей. Тот, видимо, рассчитывал, что отшутится и все, но холодное молчание затягивалось. И Тибальд засуетился.