Прогрессор каменного века. Книга 2. Сила ведлов - Александр Абердин

Достигалось это за счёт того, что даже при скорости движения в сто восемьдесят пять километров в час пятно контакта колеса, изготовленного из «умного» сверхэластичного полиуретана, имело площадь в пять и два десятых квадратных метра, ведь колёса, стекая с восьми моторов-ступиц и двенадцати опорных колёс фуры вниз, превращались в своего рода двадцать «улиток» шириной в два метра и длиной в два шестьдесят. На таких скоростях никто и никогда не ездил, так ведь даже супершишигу разбить можно. Только на плотных, каменистых и глинистых участках, да ещё по галечникам, если на них не было камней, торчавших выше полуметра, разрешалось двигаться со скоростью в сто пятьдесят километров в час, но ни в коем случае не выше, а по растительному покрову было категорически запрещено ездить на скорости свыше ста тридцати километров в час, и это правило соблюдали все. Почему? Да только потому, что на этой скорости можно было спокойно переехать через спящего в траве зайца и тот оставался жив-здоровёхонек, но при этом навсегда зарекался спать на пути следования супершишиг.

Поначалу Нефтяная княгиня ещё изготавливала обувку с протектором: мол, надо же за грунт чем-то цепляться. Вот те колёса могли зайца и придавить чуть ли не до полусмерти, но потом, когда появился опыт использования «умных» шин, перешли на выпуск шин-щёток, похожих на ёжиков с густыми и мягкими иголками. Вот эти шины мягко обволакивали собой каждый изгиб, но при этом не захватывали и не выдёргивали ни единой травинки, а лишь приминали их. След колёса оставляли только на снегу или песке. На песке, кстати, едва заметный. Что там заяц, супершишига проезжала по гнезду куропатки, и все птенцы оставались живы. Колёса их просто слегка массировали тысячами мягких ножек. Тем не менее Митяй хотел всё же сначала узнать, что представляет собой почва в здешних местах, а уже потом пускать в путь-дорогу технику. Он полагал, что люди — не тупая скотина, чтобы вытаптывать травяной покров. Всех мамонтов и мастодонтов он, разумеется, истреблять не собирался, но внести порядок в их ряды нужно было обязательно и в первую очередь приучить их жрать топинамбур, а он в этом климате обещал расти высотой в двенадцать метров и выше. Небось кормовые полянки этого растения местную фауну не задушат, да ведлы этого и не позволят сделать ему никогда.

Он высмотрел с воздуха живописное местечко на берегу и приземлился минут на десять раньше, чем Таня приготовила обед из взятых в дорогу продуктов. Пока жена что-то там доваривала и дожаривала, он взял сапёрную лопату и принялся копать ямку. Увы, как он это и подозревал, слой плодородной почвы оказался жидковат, всего каких-то сорок сантиметров. Убей деревья и траву — и ветры-суховеи быстро сделают своё чёрное дело, а так почва была вполне пригодна даже для земледелия, но только щадящего, связанного с высокопродуктивным животноводством, позволяющим вывозить на поля сотни тысяч тонн гумуса и не истощать земли, а, наоборот, делать их ещё более плодородными. У себя в России-матушке они именно это и делали, и там тоже не было ещё роскошных чернозёмов. Они попросту не успели накопиться. В общем, почвы были почти одинаковыми, и если к земле относиться бережно, то Африка останется зелёным континентом навсегда, хотя кое-где уже и появились очажки опустынивания, но с ними можно будет быстро разобраться. Засеять всё тем же топинамбуром, который рос даже на тяжёлых глинистых почвах, хотя и не вырастал высоко. Пока Митяй исследовал свой шурф, Таня приготовила обед, подошла к нему и спросила:

— Ну что, Митюша, земля здесь хорошая?

— Нормальная землица, Танюша, — откликнулся он. — Урожаи станет давать знатные, но мы её станем беречь тут вдвое-втрое больше, чем у себя дома, чтобы здесь не появились пустыни.

Таня кивнула и вдруг спросила:

— Митюш, ты потому так боишься, что здешние края превратятся в пустыню, что в твоём мире было очень много пустынь?

Митяй вздохнул и признался:

— Да, Танюшка, в моём мире было очень много пустынь, и поэтому я и хочу сберечь здесь и леса, и воду. Ледники ведь рано или поздно растают, а из леса так просто воду не вытащишь.

Аккуратно засыпав ямку и поставив на место квадрат дёрна, Митяй пошёл к реке мыть руки. От противоположного берега к нему тотчас поплыл крокодил. Хотя и не гигантский, но довольно большой, метров четырёх в длину. Однако, натолкнувшись сразу на два ведловских взгляда, тут же развернулся, выбрался на свой бережок и снова принялся греться на солнце — есть ему явно расхотелось. Таня усмехнулась и, глядя на крокодила, снова задала вопрос мужу, на этот раз куда более сложный:

— Митя, почему ты даже мне не рассказываешь о своём мире?

Митяй, выйдя из автожира, разделся по пояс, ополоснул руки, лицо и торс, взял из её рук полотенце и только после этого сказал:

— Таня, в своём мире я был самым обычным человеком, готовился стать защитником Матери-Земли, но потом мне пришлось какое-то время защищать кое-что другое. Поверь, я был нормальным парнем, хотя кое-какие умники меня и считали психом. Однажды, когда меня уже не будет, наступит такой день, когда ты сможешь заглянуть в мою старенькую Тошибу, которой Бог никак смерти не даёт, и узнаешь всё о том, кем был твой муж в своей прежней жизни и в каком мире он жил. После этого ты примешь очень важное решение: стоит ли тебе рассказывать всю правду обо мне народу Говорящих Камней, или нужно дать ему ещё какое-то время. До этого времени я не расскажу ни тебе, ни кому-либо ещё о себе ничего нового. Всё, что я уже мог рассказать, ты уже и так прекрасно знаешь, Танюша… Ну и чем же ты собираешь кормить сегодня мужа? Пахло так вкусно, что я весь чуть слюной не изошёл, и мне даже не требовалось аппетит нагуливать. Боже, какая же ты у меня прелесть, Танюшка!

Подхватив жену на руки, Митяй понёс её к автожиру, целуя на ходу и нашёптывая разные нежные глупости. Они вкусно пообедали, потом разложили кресла и пару часиков полежали, зря, что ли, он обещал своей любимой райское блаженство, после чего снова полетели на юг, но уже поднявшись гораздо выше и на максимальной скорости.

Ночевали у подножия нагорья Тобести, над которым возвышался ледовый купол толщиной в добрых два с половиной километра, если не выше. Горы здесь были вполне приличные, под три с половиной километра высотой, но вместе с ледяным куполом явно зашкаливали за шесть километров. Юго-восточнее, над плато Дарфур — географию Африки Митяй знал в общем-то неплохо, — тоже возвышался ледяной купол, но потоньше и, что характерно, совершенно другого, изумрудного, оттенка. Здесь льды были голубоватыми, и он подумал: а не является ли Дарфурский ледяной купол остатками ледников палеозоя? Всего учёные ведь выделяют четыре ледниковых периода: ранний протерозойский, поздний протерозойский, палеозойский и кайнозойский, который только что закончился, ко всеобщей радости, но ещё далеко не все его подарки растаяли. Судя по густой облачности и тому, что вершина Тобестинского ледяного купола, как, впрочем, и Дарфурского, была покрыта мощной шапкой вечных снегов, как один, так и другой работали как хорошие холодильники и на их макушках шло накопление снега.

Когда Митяй это понял, то сразу же повеселел. Если поддерживать баланс между зелёным и белым цветами, то Африка никогда не станет жёлтой и жаркой, а навсегда останется зелёной, и все её ледники просуществуют не то что двадцать, а все сто тысяч лет. Главное — не дать мамонтярам сожрать все деревья, а быкам вытоптать траву, чтобы Северная Африка не превратилась в раскалённую духовку и на этот континент не прибежал из Арктики маленький полярный зверёк. Вот эту зверюгу точно нужно срочно внести в Красную книгу и вычеркнуть из неё по причине окончательного исчезновения.