Зона Справедливости - Любовь Лукина

Димка, склонив лоб, угрюмо читал про себя. На скулах его шевелились желваки.

— Эх!.. — поразился он вдруг. — Гляди-ка: и Полтину со Скуржавым вставили…

— Где? — Колодников судорожно протирал линзы.

В глазах запрыгали строчки. «…шестого августа прошлого года Аркадий Злотников сунул под поезд своего подельника Пороха… а утром тридцать первого марта его самого нашли с отрезанной поездом головой… вдали от вокзала… Сказано: все, взявшие меч…»

Стилистически страшная эта листовка представляла из себя некий гебрид проповеди и уголовной хроники. Один раз в ней даже мелькнуло слово «разборка». Чувствовалось, что кто-то из составителей ее, в отличие от того же оперуполномоченного Геннадия Степановича, владеет информацией целиком.

— Ваша агитка?.. — охрипнув, спросил Алексей.

Димка был по-прежнему мрачен.

— Нет, — нехотя бросил он наконец. — Конкуренты…

* * *

До кирпичного особнячка Колодников в этот день добирался с неслыханным комфортом. Сразу же за аркой Димку поджидал транспорт — длинная с привскинутым широким задом иномарка, и Алексея подбросили до работы со свистом. Город выглядел, как ни странно, приветливым и спокойным — разве что милиции поприбавилось на улицах. Паника, надо полагать, затронула пока только дом номер двадцать один по проспекту Крупской, да и то далеко не всех его обитателей…

Впрочем, Алексей, как вскоре выяснилось, спешил напрасно. Окрестности двухэтажного теремка были пустынны, а тяжелые двери парадного подъезда — опечатаны. Кажется, опоздал — и навсегда… Кроме бумажной полоски с двумя круглыми бледно-фиолетовыми, напоминающими полумесяц оттисками и чьей-то беглой подписью, на дверях еще была косо прилеплена все та же зловещая листовка, что и в арке: «Братья и сестры…»

Алексей огляделся растерянно и решил попытать счастья с черного хода. Фонд арендовал лишь половину особнячка, стало быть, вторую половину могли и не опечатать. Он приблизился к железным воротам со щитом и мечом на каждой створке, погремел щеколдой.

Калитку приоткрыл уже знакомый Колодникову красномордый седобровый страж, только вот угрюмства и свирепости в нем на этот раз не чувствовалось. Похоже, он даже обрадовался появлению Алексея: через порог разговаривать не стал, пригласил к себе в будку.

— Накрылся ваш фонд!.. — благодушно сообщил он, сияя. Словно с именинами поздравлял. — Утром опечатали…

Алексей стоял неподвижно, и лицо у него, надо полагать, было скорбное и глубокомысленное. Колодников пытался понять, как отнестись к этой черной вести. Работы он, конечно, лишился… Да, но с другой стороны, за прогул могли уволить по статье, а теперь и увольнять некому… Иными словами, порочащих записей в трудовой книжке не предвидится…

Глядя на него, седобровый даже крякнул. Задумчивость Алексея он принял за глубокое, искреннее горе.

— Зарплату-то, небось, так и не выплатили?.. — посочувствовал он. — Ж-жулики!..

— Да зарплата — что зарплата?.. — помявшись, отвечал ему бывший специалист по компьютерному дизайну. — Тут бы теперь трудовую обратно взять…

— Отдадут… — утешил седобровый. — Не они, правда, — следователь потом отдаст… Но отдадут. Без трудовой-то ведь никуда и не устроишься… А у тебя, верно, уже и место новое присмотрено?..

— Да где там!.. — Колодников расстроенно махнул рукой. — Я ж не думал, что так быстро…

Тут седобровый и вовсе исполнился сострадания.

— Да-а… Сейчас работу найти… А тебе сколько лет? — озабоченно спросил он вдруг.

— Сорок пять… — уныло ответил Алексей.

— У-у… — Седобровый сокрушенно помотал головой. — Я думал, ты помоложе… Будь тебе лет тридцать — пошел бы в охрану или там в милицию… А сорок пять… Нет, не возьмут. Староват…

Эти его слова, конечно, сильно покоробили Колодникова, но поскольку сказаны они были от чистого сердца, то обижаться на седобрового Алексей не стал и лишь вздохнул виновато: да, вот так, дескать, и рад бы, но возраст, возраст…

— А можно я от вас позвоню? — спросил он, углядев на столе допотопный черный телефон.

Хозяин сторожки решил быть великодушным до конца и молча пододвинул аппарат к Алексею. Колодников на память набрал номер. А память у него, следует заметить, была скверная. И в особенности на телефонные номера.

— Слушаю вас… — негромко и как-то даже отрешенно прозвучал в трубке незнакомый женский голос.

— Э-э… Я, видимо, ошибся… — замялся Алексей.

— Ошибок не бывает… — многозначительно и таинственно произнесла незнакомка.

Может, ее временно какая-нибудь подруга на телефоне подменила? Вроде Ксюшкин голос тоже ни с каким другим не спутаешь…

— Вы чувствуете, что вам угрожает опасность? — ощутив, должно быть, его колебания, пришла на помощь странная собеседница.

— Я, собственно, хотел позвонить в фирму «Эдем»…

— Тогда вы, действительно, ошиблись, — с сожалением сообщила неизвестная, потом запнулась — и вдруг спросила со смешком: — Леш, ты?..

— О Господи!.. — Алексей узнал наконец голос Милы. — Имидж, что ли, меняешь?

— Нет, просто завязала с диспетчерством, — сказала она. — А ты зайти хотел?..

— Вообще-то, да… А что, нельзя?

— Можно, только позже. В полвторого, ладно? И только на полчаса, а то у меня тут несколько визитов сразу…

— Каких визитов? — немного ошалев, спросил Алексей. В голову тут же полезли нехорошие мысли.

— Н-ну… Газета-то — вышла… Все как с ума посходили. Не знают: уезжать, не уезжать… И все — ко мне за советом. Ну так ждать тебя?

— Н-нет… — выдавил он. — В полвторого не получится. Я лучше как-нибудь потом перезвоню, ага?..

— Ну, давай, — сказала она — и пошли короткие гудки.

Положив в свою очередь трубку, Алексей еще секунд пять стоял столбом и пытался переварить услышанное. Та-ак… Стало быть, всполошившиеся новые русские или, как их еще принято называть, «новораши» уже сейчас ломятся на прием к экстрасенсу… К пророчице… блин!..

Спохватившись, он вежливо поблагодарил седобрового, но тот, утратив внезапно приветливость, лишь мотнул в ответ головой и что-то сердито буркнул. Видимо, Колодников испортил ему настроение своим телефонным разговором, и впрямь содержавшим слишком много жульнических слов: фирма, имидж, визиты…

Выйдя из железной калитки, Алексей тоскливо прищурился и огляделся. Ну и куда теперь?.. Опять к ментам — вызволять трудовую?.. Нет, не сегодня… Как-нибудь потом…

А что если взять да заглянуть к Чернолептовым? Вдруг они на этот раз дома…

* * *

В трезвом виде Кирюша Чернолептов совершенно не походил на себя пьяного. Под хмельком это был сумасброд, озорник, живчик, однако стоило ему на пару дней завязать со спиртным, как возникал абсолютно другой человек: суровый, задумчивый, то и дело впадающий в оцепенение и вдобавок сомневающийся во всем, что ему самому недавно представлялось бесспорным. К сожалению, двойственность эта отражалась и на его работах: запросто можно было угадать, в каком состоянии он писал тот или иной фрагмент данной картины.