Зона Справедливости - Любовь Лукина

Если раньше камера напоминала четвертый круг Дантова Ада, где более или менее спокойно тонут в зловонной теплой грязи чем-то там провинившиеся при жизни грешники, то теперь это был, скорее, девятый ров восьмого круга, полный неистовства, злобы и боли. Ров, где вооруженный отточенным мечом бес наотмашь наносит осужденным на вечные муки душам глубокие ужасные раны.

— Менты… — хрипел сосед, корчась и марая постеленную на газеты одежду кровью, обильно льющейся из-под прижатых к лицу пальцев. — Менты… поганые… Так, да?.. Ну, бейте! Бейте, суки!..

В замкнутом пространстве парилки метались, давя друг друга и причиняя себе все новые мучения, обезумевшие от внезапной боли люди. Один лишь Лыга, лежащий на лучшем месте у стеночки, сохранял спокойствие. Под ребром у него, чуть выше наколки, изображавшей оскаленного хищника из породы кошачьих, и возле соска виднелись две свежие и глубокие ножевые раны — обе, судя по всему, смертельные.

— Откройте!.. — Кто-то из более или менее уцелевших уже вовсю колотил то кулаками, то пятками в железную дверь. — Откройте, гады!..

В ответ из коридора неслись точно такие же вопли и грохот гулкого металла.

Потом все вдруг опомнились на секунду и слегка притихли, очумело оглядываясь. В углу кто-то утробно выл и катался по полу, мешая кровь с черной жижей.

— Что… Что это было?.. — просипел сосед, отнимая руку от рассеченного лба. — Взрыв, что ли?..

Колотившийся в дверь сгоряча саданул ее разбитым плечом и, взвыв, ополз у порога.

— От-крой-те!..

— Некому… — выдавил, глядя на него в ужасе, Алексей. — Некому открыть… Ментов… тоже… накрыло…

— Откуда знаешь?.. — прохрипел сосед. Потом вскинулся и уставил на Алексея изумленный вытаращенный глаз. На месте второго глаза у него было какое-то кроваво-черное месиво. — Постой-постой… — задохнувшись, с угрозой выговорил сокамерник. — А ты что это целенький?.. Тебя что ж, не тронули?..

— Ну да, не тронули!.. — плачуще выкрикнул Колодников, спешно хватаясь за скрытое брючиной колено. — Чуть ногу не перебили — встать не могу!..

Скривился, как от боли, и, опасаясь полностью перенести вес на, якобы, поврежденную ступню, с кряхтением поднялся с пола…

На огражденном проволочной сеткой асфальтовом пустыре позади бывшего здания «ДОСААФ» средь бела дня натаскивали омоновцев на разгон демонстрации. Рослые кряжистые парни в бронежилетах поверх синевато-серой камуфлы, в высоких шнурованных ботинках и в красных беретах, нахлобученных прямо на черные наголовники с единой овальной прорезью для глаз, стояли до поры вольно и лишь переминались лениво, отчего длинная неровная шеренга легонько колыхалась. На поджарых задницах нежно позванивали привешенные к ремням наручники.

— Р-ряйсь! — раскатисто и гнусаво скомандовал в мегафон некто невидимый.

Шеренга дрогнула, подобралась, стала попрямее.

— Ат-ставить!.. Р-ряйсь!

Пробиравшийся куда-то задворками интеллигентно-бомжеского вида россиянин средних лет (явно из тех, что еще не роются в мусорных ящиках, но уже собирают по этажам пустые бутылки) остановился, точно громом пришибленный, и, подумав, подошел поближе. Зря это он, ей-Богу… Внешность у опустившегося зеваки была такая, что хотелось немедленно забрать его и препроводить. На смуглом от грязи лице слезливо стыли прозрачные, исполненные горечи глаза. Да и одежда заставляла насторожиться. Джинсы и куртка усажены блямбами серой грязи, а местами и пятнами, подозрительно напоминавшими недавно подсохшую кровь.

— Арш!..

Полсотни здоровенных глоток рявкнули так страшно, что бывший интеллигент невольно вздрогнул. Спустя секунду рык повторился, и до зеваки дошло наконец, что головорезам в камуфле положено рявкать при каждом шаге. Не иначе — для устрашения. Что ж, уже страшно…

— Ат-ставить!.. — оглушительно прогнусили в мегафон. — Куда торопитесь? Куда торопитесь? Медленней, все медленней! Дайте им испугаться… Ну-ка, по новой…

Побрякивая наручниками и помахивая дубинками черноголовые безликие чудища вразвалку двинулись обратно. Уже было видно, кто это там ими командует. Толстячок-майор дирижировал построением с помощью свободной от мегафона руки.

— Повторяю задачу… Середина цепи — отсюда досюда — это группа захвата. Нацелена на главарей. Вот на них… — И толстячок ткнул левой рукой туда, где метрах в тридцати спокойно стояли и перекуривали несколько милицейских чинов. — По команде «бегом» фланги охватывают толпу… Группа захвата врезается в центр и берет зачинщиков… Р-ряйсь!.. Арш!..

Глотки снова исторгли страшный нечеловеческий выдох, от которого, право, на спине начинала елозить шкура.

— Толпа!..

Идущие в цепи вскинули на уровень груди резиновые палки, прочно зажатые в обеих руках. В смуглом от грязи лице бомжа что-то дернулось, а губы горестно поджались. Несомненно с толпой он отождествлял именно себя, а не перекуривающих в отдалении ментов.

Стоял солнечный апрельский денек. Повсюду лезли на свет Божий крохотные некрещеные листики, деревья были нежно зелены и прозрачны. Самая погодка для тренажа.

— Бегом… арш!

Цепь заколебалась, хлынула, смыкаясь вокруг равнодушных к происходящему курильщиков. Замелькали резиновые палки, кроша и рассекая прядки сигаретного дыма, после чего красные береты снова двинулись вразвалочку на исходный рубеж.

Подавленный увиденным зевака повернулся и, горестно ссутулясь, побрел себе дальше. И правильно. Соображать надо, куда можно близко подходить, куда нельзя… Хотя что им один бомж! Им демонстрацию подавай…

Дворами, избегая выбираться на улицы, он извилисто пронизал два квартала и вышел к неприметной пятиэтажке хрущевского архитектурного стиля, где уже который раз в сильном сомнении оглядел свой наряд и даже попробовал оттереть наиболее мерзкую грязевую блямбу. Тогда-то и налетел на него (точнее — почти налетел) некий прилично одетый прохожий, стремительным шагом направлявшийся к одному из подъездов пятиэтажки.

Шарахнулся, хотел обойти, потом вдруг всмотрелся — и остолбенел.

— Лешка?.. Ты откуда такой?..

— Из ментовки… — последовал мрачный ответ.

— Не по-нял!.. Это что, в связи с-с… с тем, о чем мы тогда?..

— Нет, — сердито скосоротившись, бросил тот, кого назвали Лешкой. — Это совсем в другой связи. Хотя и с этим тоже… А ты тут чего?..

— Так номер же вышел!.. — ликующе вскричал прилично одетый, выдергивая из наплечной сумки какую-то газетенку. Был он носат, ушаст и порывист в движениях. — Да ты что, в киоски еще не заглядывал?.. Нарасхват идет!..

— Да вот не поставили как-то, знаешь, киоска в камере… — с безобразной ухмылкой отвечал ему странный знакомый. — Авторский экземпляр, что ли? — коротко взглянув на победно поднятую газету, спросил он. — Миле несешь?..