Навеки твой - Карен Хокинс
Шрифт:
Интервал:
В эту минуту Грегор почему-то подумал об одном не слишком приятном для него обстоятельстве, связанном с его переездом в свое время в Лондон и жизнью в этом городе.
Эта жизнь повлияла на него в какой-то мере отрицательно, как на человека определенного склада. Мало-помалу он привык, что к нему относятся с более чем обычным уважением, скорее даже опасливым почтением.
Он терпеть не мог лицемерные похороны, особые знаки внимания и слишком настойчивые приглашения. Но вот Венеция дала ему самое обыденное поручение – нарезать морковь, а ему это кажется недостаточно уважительным.
– Когда покончишь с морковью, придется нарезать немного лука, – продолжала Венеция, отложив в сторону очищенные картофелины и взяв в руки голубую миску. Она насыпала в миску муки, налила немного сливок из кувшина и принялась энергично размешивать содержимое деревянной ложкой.
– Ты сумеешь нарезать луковицу? – обратилась она к Грегору.
Несмотря на раздражение по поводу того, что им бесцеремонно командуют, дерзость Венеции вызвала у Грегора улыбку.
– Резать лук я не умею, поскольку мне до сих пор не приходилось этим заниматься, но надеюсь, что в процессе работы научусь.
– Я была уверена, что могу рассчитывать на твое понимание.
Грегор в ответ состроил притворно недовольную мину, сморщив нос, и направился в кладовку, крохотную клетушку, где и повернуться было негде, чуть не до потолка набитую бочонками с солониной, горшочками с медом и топленым салом. Вдоль стен расположились мешки с мукой. Пахло сушеными травами в мешочках, развешанных где только можно.
Грегор принес из кладовки морковь, а также несколько больших луковиц и разложил на столе. Поморщился, заметив, что испачкал сюртук, который собственноручно почистил щеткой перед тем, как идти в кухню.
Грегор не был особо придирчив к такого рода вещам, но привык и любил выглядеть как положено. Сняв сюртук, он повесил его на деревянный колышек, вбитый в стену возле двери, закатал рукава рубашки и вернулся к столу, чтобы заняться овощами.
Венеция ни на минуту не отрывалась от работы, но стоило ей немного повернуть голову, как она увидела руки Грегора – его слегка загорелые, отнюдь не хрупкие запястья, и почувствовала стеснение в груди.
Она немного повернулась, чтобы получше разглядеть Грегора. Его брюки в обтяжку облегали мускулистые бедра. Размер обуви был большой, под стать росту. Хм-м, она как-то слышала, будто длина стопы у мужчины соответствует длине его…
– Нож.
Венеция опомнилась и перевела взгляд на лицо Грегора. Господи, только бы он не догадался, о чем она думает…
– Нож, – снова произнес Грегор.
– Нож? – тупо повторила Венеция.
– Боже милостивый, Оугилви! Мне нужен нож, чтобы нарезать овощи. Я не смогу сделать это голыми руками.
– Ножи в специальной стойке вон затем красным кувшином, – поспешила сообщить Венеция. Ох, о чем только она думает, прости, Боже! Только бы Грегор не заметил, как у нее горят щеки!
Чтобы занять его еще чем-то, она сказала:
– Не забудь сначала хорошенько вымыть морковь, а уже потом режь. Мы не можем есть немытую морковь.
– А как насчет лука? – прищурился Грегор.
– Очисти его от шелухи, мыть не надо.
– Ага. – Грегор поднял брови. – Должен заметить, что я не из тех слабых духом мужчин, которые бледнеют при одной мысли о том, что придется есть мясо только что убитого животного.
Венеции с трудом удержалась от смеха. Ей не нравилась слабохарактерность Рейвенскрофта, что верно, то верно. Тем не менее лишенный снисходительности к ближнему нрав Грегора тоже не вызывал у нее одобрения. Настоящий мужчина должен представлять собой нечто среднее между тем и другим.
Венеция еще раз украдкой, из-под полуопущенных ресниц, посмотрела на Грегора. Нет, именно он и есть настоящий мужчина: черные волосы, неподражаемая ироническая усмешка и, главное, влекущая к себе восхитительная мужественность… Плохо только, что он не сочувствует людям, которые в нем нуждаются! Иначе говоря, ему недостает человечности. Он слишком суров.
К тому же при всей его красоте и неотразимом мужском обаянии, от которого у женщин замирает сердце, ему не хватает страстности. О да, он испытывает влечение, желание обладать женщиной, но наделен ли он при этом способностью любить?
Венеция спохватилась, увидев что Грегор все еще держит в руках овощи, и показала ему на другой конец стола:
– Ты можешь нарезать их там.
Он выложил морковки в один ряд, не сводя при этом глазе Венеции.
Она явно думает о чем-то очень серьезном. Брови насуплены, рот вытянулся в тонкую линию. Но вот она опустила палец во взбитое тесто и поднесла прилипший к пальцу комочек ко рту.
Грегор затаил дыхание. Нож замер на весу, а Грегор уставился на розовый язычок, лизнувший тесто. Венеция прищурилась, потом лизнула тесто еще разок.
Грегор с трудом сдержал стон. Он представления не имел, какие мучения может причинить ему Венеция. Грегор старался не смотреть на ее полные губы в ту минуту, когда она доставала из маленькой жестянки щепотку корицы и добавляла ее в тесто.
Грегор наконец взялся за дело и принялся скорее рубить, нежели резать морковь. Куски ее разлетались по столу, иные падали на пол.
Венеция встрепенулась, широко раскрыв глаза:
– Что ты делаешь?!
Грегор снова заработал ножом с той же яростью.
– Как что? Режу морковь!
Снова удар ножом, снова оранжевые кусочки запрыгали по столу.
Венеция дотянулась через стол до руки Грегора и вцепилась ему в запястье горячими пальцами.
– Грегор, это морковки, а не дрова!
– Видимо, я не уловил разницы.
Он высвободил руку и снова занес и опустил нож, на сей раз вонзив его в крышку стола.
Грегор попытался извлечь нож, но это ему не удалось.
– Ну вот, так я и знала!
Венеция подошла и, ловко повернув нож, выдернула его из столешницы. Затем положила перед собой морковку и аккуратными, точными движениями разрезала ее на мелкие кусочки.
– О, вот оно что! – произнес Грегор, наблюдая за тем, как она справляется со следующей морковкой. – Теперь я убедился воочию, что ты и в самом деле умеешь готовить.
Венеция поморщилась:
– Ты бы тоже умел, если бы твои родители ссорились с поваром перед каждым званым обедом.
Грегор скривил губы:
– Могу себе представить.
– Маму преследует навязчивая идея, что не все сделано как надо, и прежде чем мы успеваем ее удержать, она уже на кухне и ругается с поваром. – Венеция вздохнула, и ее полные груди приподнялись под тонкой материей платья. – Она может быть до крайности придирчивой, особенно если речь заходит о справедливости.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!