Тридцать дней до развода - Ашира Хаан

Очень хотелось сказать ей:

— Бу! — и посмотреть, как она описается от ужаса.

Такое славное боевое настроение было сбито на взлете, когда в кафе вальяжной походкой от бедра вошла Алла. Элегантная, как британская герцогиня, вся в строгом темно-сером и с бриллиантами на пальцах и в ушах, она прошла к моему столику под восхищенными взглядами невольных свидетелей. Судя по их виду, они планировали пересказывать этот момент своим внукам и правнукам. Еще бы: когда в нашем городе еще такое шоу будет!

Женские бои без правил! Драки в грязи! Таскание за волосы!

Но она всего лишь присела на стул напротив меня, закинула ногу за ногу и сняла темные очки, придирчиво изучая меня сощуренными глазами.

Она не была такой нервной и сумасшедшей, как описывал Богдан.

Она была спокойной. Уверенной в себе. Уравновешенной.

От этого было еще страшнее.

— Не бойся. Я не собираюсь тебе угрожать, — сказала она, помахивая очками. — И не собираюсь вредить. Просто хочу предупредить, чтобы ты не тратила время на глупые надежды. Развода не будет.

— Это ты так решила? — Я откинулась на стуле, крепко обнимая пальцами чашку, чтобы не было заметно, как они дрожат.

— Мы вместе решим. Завтра мы с Богданом поговорим, и все будет как прежде.

— Он не станет с тобой разговаривать.

— Станет. Уж в этой малости он бывшей жене не откажет. — Улыбка Аллы была холодной как лед. — И все, Даш, на этом для тебя все закончится. Так что просто не позволяй себе надеяться.

— Пока от него не услышу — не поверю, — упрямо мотнула я хвостом.

Сердце колотилось как бешеное.

Но я не собиралась верить ее словам больше, чем словам человека, которого люблю.

Алла рассмеялась с легкой ленцой, словно ей было некогда и скучно объяснять мне элементарные вещи.

— Он же настоящий мужчина, Даш, — сказала она мне, понизив голос и склонившись над столом, словно раскрывала секрет. — Ему будет стыдно. Не мучай его, я тебе не разрешаю. Мы с ним просто уедем на время, смотаемся в отпуск, порадуемся второму медовому месяцу. А когда вернемся — тебя уже не будет. По своей воле или вынужденно. Я как женщина женщине даю тебе добрый совет: переключись на кого-нибудь другого. Здесь ты уже проиграла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Первое сентября в первом классе.

Последний звонок и выпускной.

День восемнадцатилетия.

Вручение дипломов.

Первый Новый Год в Москве.

Получилось: по пальцам сосчитать те дни, в которые я просыпалась с утра с предвкушением праздника. Умывалась, чистила зубы и мыла голову с особенным чувством.

Сегодня Тот Самый День.

День развода Богдана.

Платье цвета пыльной розы я приготовила еще с вечера, повесив его на плечиках на оконную ручку, больше было некуда. Почему-то это трогательно напомнило мне утренники в детском саду, когда в день праздника накрахмаленные платьица снежинок развешивали по всем окнам в группе.

То самое белье с кружевом цвета топленого молока, которое еще хранило его прикосновения. Крошечные жемчужные капельки в уши.

Я заканчивала красить глаза — в честь праздника стрелки получились идеально с первого раза! — когда в дверь комнаты резко стукнули пару раз. И сразу, не дожидаясь ответа, вошла Нинель Матвеевна.

— Так ты, значит, не просто Даша от Богдаши? — сразу агрессивно начала она. — Ты полюбовница его! Он тоже молодец: ко мне свою девку приволочь. Мало мне тут его мужиков из деревни, теперь будет бордель разводить. Собирайся!

— Куда?

Я судорожно куталась в покрывало, которое, по иронии судьбы, было примерно того же сложного оттенка пепла розы, что и платье от Диор.

— А вот не мое дело! — отрезала суровая старуха. — У меня тут не шалашовник. Давай, давай, собирайся, нечего тут разлеживать. С утра уже половина улицы спросила, с чего это я вдруг свахой всяким девкам гулящим заделалась! Время вышло, для тебя мест больше нет!

Но испортить настроение мне сейчас было сложно. На тумбочке коротко звякнул телефон: пришло сообщение от Богдана.

«Я возвращаюсь. Встречаемся в одиннадцать у загса».

— Хорошо, я уже ухожу, — улыбаясь экрану, сказала я и закрыла дверь за хозяйкой дома.

Неважно. Подумаешь — пойду прямо с чемоданами. Ночевать сегодня я буду уже в нашей — нашей! — квартире.

Губы я докрашивала в такси, а туфли переодела в маленьком сквере у загса, сидя на гранитном бортике у фонтана, изображающего влюбленную пару. Сам фонтан еще не включили, обещали запустить только первого мая, поэтому новобрачные обходили его стороной и фотографировались у железной арки, скупо увитой пластиковым вьюном, у заборчика, украшенного чугунными обручальными кольцами желтого цвета, и у двух высоких вазонов, торжественно стоящих по обе стороны от входа, ведущего в Храм Любви. Я там бывала в юности: выцветшие пыльные ковры, бархатные диваны и марш Мендельсона из хриплых динамиков под потолком для тех, кто уверен, что нашел свое счастье, и крошечная темная комнатушка — для остальных; тех, кто потерял. Детей записывали тоже на бархатных диванах, а смерти, разводы — все там, в духоте темно-зеленых стен.

Тогда мы той комнатушки даже побаивались. Как все меняется… Иногда развод — радость большая, чем свадьба.

Телефон снова коротко пиликнул. До одиннадцати оставалось еще больше часа, но мало ли что случилось?

«Чуть задержусь, одно срочное дело нарисовалось», — написал Богдан.

Какое еще дело может быть срочнее, чем развод?!

С гулко бьющимся сердцем я ткнула пальцем в контакт, уже не беспокоясь, не помешаю ли я ему за рулем. Сообщение смог написать, значит, и ответить сможет.

После бесконечно долгих — я считала! — шести гудков, Богдан поднял трубку:

— Даш? Ты ждешь? Извини, но… — И на этом связь оборвалась.

Я набрала его снова — но больше телефон не отвечал. А на третий звонок равнодушный голос поведал, что абонент вне зоны действия сети.