Последний роман Владимира Высоцкого - Юрий Сушко

– Самое главное, – инструктировал боксера Высоцкий, – прикрывай мне спину.

В ресторане Владимир сразу ринулся на обидчика. Но и музыканты, и официанты гурьбой бросились на заезжих москвичей. «И хотя в драке мы были не новички, – вспоминал Таганский, – нам здорово досталось: ребята тоже были закалены в кабацких побоищах, высокие, крепкие – литовская кровь с молоком… И быть бы нам изрядно битыми, но, слава богу, подоспела подмога – около ресторана завизжали тормоза, из машины выскочили Хмельницкий, Дыховичный, Золотухин и другие из таганской братии…»

«Судьба гастролера, жизнь под стук колес и вой авиадвигателей настолько засасывали, – делился горько-сладким опытом конферансье Александр Гончаров, – что уже через два-три дня по возвращении домой впадаешь в ипохондрию и тоску: «Тянет в очередную поездку. Кроме способа зарабатывания неплохих денег, это был и образ жизни. Пусть с неустроенным бытом, но непременно с новыми, приятными мимолетными знакомствами, встречами, веселым препровождением и прочая. Мне повезло: как-то работал в Кривом Роге в программах с Владимиром Семеновичем… После выступлений, как правило, необходим «расслабон», все разбредались по номерам: выпивка, девочки, ходили в гости один к другому и так далее…

В тот вечер, помню, я (даже помимо моей воли, кажется) оказался единственным мужчиной в компании сразу с тремя девушками… То ли местными, то ли из «подтанцовок», то ли из «подпевок», уже точно не помню… Сидим, выпиваем, я шучу, девочки хохочут. Вдруг стук в дверь. Открываю, на пороге – Высоцкий. Даже я, работавший со многими звездами, опешил. Ну, а девицы-то и вовсе ошалели. Приглашаю за стол. Он присел, посидел немного, чайку спросил, пошутил, а потом, в упор рассматривая самую симпатичную из сидевших за столом, обратился ко мне: «Шурик, а не много ли тебе одному?..»

В общем, все понятно… Утром встретились в коридоре, подмигнули друг другу: привет-привет, мол, все в порядке…»

Особо впечатлительные впадали в ступор, стоило им только услышать его голос. Актер и писатель Василий Ливанов вспоминал о совместной поездке в «Красной стреле»: «Курили в тамбуре и очень бурно дискутировали по поводу детской литературы. Володя задумал детскую книгу в стихах, а у меня уже был «сказочный» писательский опыт плюс работа в мультипликации… Вдруг блондиночка-проводница высунулась. Володя раздраженно: «Ну и чего тебе?» А она и говорит: «В жизни двух таких голосов не слыхала!..»

Одесский остроумец Михаил Жванецкий в cвое время трудился в качестве «литраба» у Аркадия Райкина и, соответственно, жил в «городе на Неве». Мэтр был щедр и «за особые заслуги» выбил своему автору отдельную (!) однокомнатную квартиру в доме по улице Стойкости (друзья-насмешники именовали ее улицей Терпимости). «Я был холостой и занимался женщинами профессионально! – гордился Михаил Михайлович. – И когда приходила какая-нибудь девочка, я ставил, допустим, «Кони привередливые» Володи Высоцкого. А девочка просто… Все млели от этой музыки, от этого напряжения – это ж как коньяк! Она говорила: «А вы знаете Володю?» Я: «Конеч-но! Хочешь, я позвоню?» Я звонил: Володя, тут у меня Лариса…» Он сразу говорил: «Дай ей трубку». Я давал ей трубку, после этого все было в порядке».

Борис Хмельницкий, претендовавший (не без оснований) на роль секс-символа Таганки, то ли с восхищением, то ли с осуждением, а скорее – с плохо скрываемой завистью сетовал: «Как только в компании появлялась красивая девушка, он хватал гитару и пел до тех пор, пока красавица не растает…» У Эдуарда Володарского тоже не хватало слов для возмущения: «Когда он начинал петь, все девки были его! С ним даже по бабам неинтересно было ходить. Только запоет – все его. Думаешь: а что ты здесь делаешь, дурак! Могучий голос, завораживающий намертво… В нем мужик сидел мощный».

Пензенскими медиками был официально зафиксирован факт: в июле 1976 года во время концерта в местном драмтеатре, когда Высоцкий завершал свою «Балладу о любви»:

женщина в зрительном зале в смятении чувств упала в обморок.

Жаль одного: за гастрольными приключениями порой следовало московское продолжение. Например, после выступлений в Калининграде на Малой Грузинской раздался звонок в дверь. Высоцкий попросил Янкловича:

– Валер, открой, пожалуйста.

На пороге – очень яркая, красивая женщина: «Я из Калининграда. Приехала по приглашению Владимира Семеновича…»

– Секундочку! – Валерий вернулся в комнату. – Володь, там какая-то женщина из Калининграда ждет…

– …Твою мать! Валера, сделай что-нибудь, ну отправь ее куда-то!

Оказывается, было дело. Высоцкий действительно говорил после концерта: «Будете в Москве, милости прошу, обращайтесь…» И вот она, бросив мужа с детьми, тут же помчалась к нему.

* * *

Слава богу, среди «сырих» при Театре на Таганке и вокруг него встречались не только «сумашеч-ч-ч-чие». Например, такая славная девочка, как Оля Ширяева. Впервые она переступила порог театра еще будучи девятиклассницей. С тех пор, с 1965 года, регулярно вела дневники и фотохроники, посвященные Таганке и, естественно, Высоцкому.

Вот лишь малый фрагмент из ее дневников: «24.01.67 – в канун Володиного дня рождения я собиралась дарить ему свой перевод избранных сцен «Преследования и убийства Жан-Поля Марата…» Петера Вайса, который три вечера подряд печатала на машинке одним пальцем… В антракте я нашла Володю. Он стоял в длинной очереди в актерском буфете. Вокруг было много народу, масса свидетелей. Я подала ему пакет, но предусмотрительно попросила, чтобы он пока не смотрел, что там, потому что я от смущения провалюсь сквозь землю. Говорила всякие поздравительные слова, а Володя благодарил, хотя не знал за что. Я быстро убежала…»

«16.09.67. На улице я увидела Высоцкого. Он так радостно улыбался, что я подумала, что за мной идет кто-то из его друзей. Но позади никого не было. Когда я протянула ему фотографии, которые не сумела отдать на сотых «Павших», он сказал: «Нет, ты погоди с этим, ты лучше скажи, как твои дела, как ты учишься?»

Мне кажется, что у людей вроде Володи, вокруг которых полным-полно поклонников, очень мало настоящих друзей и людей, искренне преданных. Мне хочется думать, что он знает, что я безгранично ему верю. Вот он сказал, что ему интересен Шекспир, и я тут же перечитала все собрание сочинений, как до этого перечитала Маяковского, Брехта и многое другое. Мне хочется набраться смелости, подойти и сказать ему, «что от чувств на земле нет отбою, что в руках моих – плеск из фойе». И хочется верить, что ему это нужно, ведь это так надо всем».

Валерий Золотухин, благословляя публикацию Олиных хроник, писал: «Она не сразу согласилась передать в газету свои дневниковые записи. Согласилась, лишь когда ей очень серьезно объяснили: это тоже документ времени. Пишите, девочки…» Смешная девочка, трогательная, самоотверженная, верная. Спасибо ей.

…Вышли во двор, вдруг из дома выходит девочка лет шестнадцати. В новом белом платье. Молодая, красивая. Впервые, наверное, вышла в таком наряде и очень смущалась. Володя это увидел. Подходит к ней. Она его узнала. Он взял ее руку, поцеловал и сказал: «Вы сегодня самая великолепная». И она как будто полетела на крыльях…