Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов

Получив в грудь немаленький Гераклов меч, чудище безропотно упало в песок, забилось в конвульсиях и, к всеобщему счастью наблюдавших скоротечный поединок из-за линии оцепления зевак, скоропостижно скончалось. В следующее мгновение берег уже был запружен ликующей нахлынувшей толпой. «Вот это по-нашему, по-геройски! — думал Геракл, пробираясь сквозь толпу поздравляющих друг друга с избавлением от напасти горожан. — Тридцать секунд, подвиг готов, призовые на кармане!».

Но все оказалось не так просто. Ушлый Лаомедонт не побежал вместе с согражданами к Гераклу и принцессе, чтобы там слиться в общем экстазе победы, а бросился в противоположную сторону — к Трое, где приказал поскорее запирать ворота, а то очень дует. И когда герой добрался, наконец, до города, Лаомедонт со стены уже казал ему фиги и приговаривал что-то вроде: «Обманули дурака на четыре кулака!».

Как и в случае с обделенными олимпийцами, жадность в троянском царе взяла верх над здравым смыслом. Едва избавившись от последствий гнева одних могущественных врагов, он тут же нажил себе нового недруга. На этот раз преимущество было на его стороне: для штурма сооруженных на совесть стен остатков войска Геракла было явно недостаточно, а осаждать Трою долго у героя не было времени. Но таких вещей Геракл не прощал. Что и подтвердил с палубы выбирающей якорь галеры.

Сложив ладони рупором, он повернулся в сторону спасенной им Трои и прокричал:

— Лаомедонт! I'll be back!

— Восемь тысяч плюс-минус двести верст полной пустоты, — подвел невеселый итог долгих поисков Эврисфей, закрывая патентованный атлас греческого мира. — В какую сторону ни пойди, максимум, что найдешь, какую-нибудь зеленую дрянь типа Шрека.

Прошерстив всю ойкумену, злобствующая парочка пришла к неутешительному выводу: ни одного хоть сколько-нибудь приличного монстра в мире не осталось.

— Ну что поделать! Будем рассуждать логически. — Гера сняла пояс Ипполиты и бросила в угол. — Если не осталось бессмертных противников, надо переходить на смертных. Кто самый страшный из людей? Кто, так сказать, самое сильное звено?

Эврисфей достал с полки томик «Сто самых лютых злодеев мировой истории» (Изд. Амфора, Афины, 1550 г. до н.э.).

— Это первое, — продолжала Гера. — Теперь второе. Если никого подходящего нет в границах известного нам мира, то, может быть, что-то найдется за ними? Какой вывод?! Нужно послать нашего неугомонного: а) куда подальше, б) к кому пострашнее. А к кому?

— К Гериону! — хором сказали оба участника совещания.

Мысль была неглубокой и лежала на поверхности Атлантического океана. Кандидатуру, которая лучше бы подходила под описанные Герой условия, можно было бы найти разве что в наши дни, и это был бы живущий в Австралии экс-чемпион мира по версиям всех трех боксерских федераций Костя Цзю. Но в дохристианском мире с Герионом трудно было состязаться и в отдаленности места прописки, и в боевых кондициях.

Владения этого парня находились на самом далеком из всех известных грекам островов. Небольшой клочок земли под названием Эрифия располагался где-то возле побережья еще не открытой тогда Америки. Добраться до него можно было только теоретически — собрав флотилию судов. Практически же греки, обычно не рисковавшие удаляться от берега далеко, никогда во владения Гериона не наведывались. Эрифия для них была примерно тем же, чем для нас сегодня Новая Зеландия: все знают, что она черт-те где и делать там нечего.

Предположение же о несравненной боевой мощи Гериона строилось исключительно из математической аксиомы, что три всегда больше одного. По сути дела, если разобраться, на Эрифии жили три Гериона. Во всяком случае, в современном российском паспортном столе, скорее всего, пришли бы к такому выводу. Островитянин представлял собой трех здоровенных мужиков сросшихся в поясе. Эдакая московская Маша-и-Даша на античный манер.

Имея три туловища, три головы и шесть рук, сиамский близнец в кубе Герион передвигался на двух ногах и сидел на двух ягодицах. Любопытно, что эллинскую желтую прессу больше всего интересовала тема пищеварительного процесса этого джентльмена, который ел в три глотки, а на выходе вынужден был довольствоваться стандартным природным устройством. Зато в драке Герион имел явные преимущества перед любым противником: шесть рук позволяли мутанту чувствовать себя Мухаммедом Али, жалящему, как пчела, со всех сторон безо всякого бабочкиного порхания.

— А зачем он туда пойдет? — спросил Эврисфей, когда радость от наконец-то найденного решения улеглась.

— Ну, не знаю… Какая разница! Что там у него в хозяйстве? Лошади, собаки, свиньи? Какие еще капибары? Нет, что-нибудь попроще. Коровы у него есть?

Эврисфей сверился в атласе.

— Кусты, постройки, хрюканье свиней… Заросший сад, какая-то царица… Все острова похожи друг на друга! Да, есть коровы.

— Ну вот, пусть пригонит сюда Герионовых коров. Но — условие! Запрещается их покупать или просить. Только незаконным путем! Или незачет!

Что характерно, и три тысячи лет назад нарушение закона рядовым гражданином считалось преступлением, а нарушение закона, совершенное на государственной службе, — подвигом.

Хотя сказать, что начальство принудило Геракла свершить какое-то сверхординарное злодеяние, никак нельзя. Кража крупного рогатого скота в те времена была столь же популярным видом криминальной деятельности, как, к примеру, угон автотранспорта сегодня.

Увести у соседа корову не считалось чем-то ужасным, по крайней мере, до тех пор, пока сосед не выяснит, кто это сделал. Угон скота в какой-то степени был даже своего рода национальным видом спорта, в котором состязающиеся стороны выясняли, кто из них ловчее, проворней, хитрее. И среди заурядных скотокрадов трудились истинные мастера своего дела, в ряду которых рублево-успенским особняком стоял ставший легендарным еще при жизни персонаж по имени Автолик. Тот самый, что учил Геракла рукопашному бою.

Уже только за два своих ноу-хау: перебивание номеров и перекраска угнанного товара — этот мужчина заслужил почетное место в пантеоне мировых мошенников. Именно Автолик первым предположил, что путем несложной операции ножовкой можно сделать из рогатой украденной коровы комолую, чем наутро загнать молодую греческую юриспруденцию в беспросветный тупик уже на стадии опознания утраченного. Идея радикального изменения окраса похищенного животного также освящена именем Автолика. Что всякий раз приводило участкового с ориентировкой «корова рыжая одна» к необходимости в конце визита произнести что-нибудь вроде «извините, что побеспокоили, служба такая».

Безнаказанно расхищая таким образом частную собственность сограждан, Автолик благоденствовал достаточно долго, но ровно до тех пор, пока не столкнулся с правителем Коринфа Сизифом. То есть произошел именно тот случай, про который мудрый греческий народ сложил грубоватую поговорку, переводящуюся на русский язык примерно как: «На всякую хитрую гайку найдется болт с левой резьбой». Об этом человеке стоит рассказать особо хотя бы потому, что сотни выдающихся героев Эллады за минувшие века канули в небытие, а имя этого джентльмена удачи и сегодня известно каждому.