Путин, Буш и война в Ираке - Леонид Млечин

20 марта 1993 года вечером Ельцин внезапно обратился по телевидению к народу:

— Нельзя управлять страной, ее экономикой, особенно в кризисное время, голосованием, репликами от микрофона, через парламентскую говорильню и митинговщину. Это безвластие, это прямой путь к хаосу, к гибели России… Считаю необходимым обратиться непосредственно к гражданам России, ко всем избирателям. Вижу выход из глубочайшего кризиса в одном — во всенародном референдуме…

Телевизионное обращение Ельцина транслировала американская телекомпания Си-эн-эн. Клинтон включил два телевизора и одним глазом следил за Ельциным, другим — за баскетбольным чемпионатом.

В Белом доме собралось все внешнеполитическое окружение Клинтона — вице-президент Альберт Гор, государственный секретарь Уоррен Кристофер, помощник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк, его заместитель Сэнди Бергер и представитель в ООН Мадлен Олбрайт. Нужно было решить, как отнестись к заявлению Ельцина.

Кристофер считал, что Клинтон должен высказаться в пользу демократии в России, а не Ельцина как такового.

— Я бы согласился с этим, — ответил Клинтон, — но политика не существует сама по себе. Ее осуществляют люди, одни люди выступают против других. Поэтому нам придется занять чью-то сторону. Мы не можем долго ходить вокруг да около. Дело не в том, что мы сегодня скажем прессе. Важно, что мы скажем Ельцину.

В этот момент Гору пришлось вернуться в своей кабинет. Ему звонил президент Грузии Шеварднадзе. Абхазские сепаратисты с помощью российских военных атаковали Сухуми, и Шеварднадзе просил американской поддержки.

— Спроси его, что он думает о выступлении Ельцина, — попросил Гора Клинтон.

Шеварднадзе ответил, что надо поддержать Ельцина, иначе к власти вернутся коммунисты, которые повернут назад стрелку исторических часов.

Его мнение укрепило Клинтона в собственной правоте:

— Ельцин не отменил действие гражданских свобод, верно? Он объявил референдум, то есть отдал решение вопроса своему народу. Это хорошая традиция.

Помощники президента продолжали сомневаться.

— Послушайте, — продолжал Клинтон. — Вы боитесь, что я поддержу политика, который обречен на проигрыш. А я этого не боюсь. Я сам двадцать раз терпел поражение. Да и вдруг его шансы возрастут, если мы его поддержим…

В министерстве финансов Соединенных Штатов составили план действий: России нужно помочь, чтобы правительство могло выплачивать пенсии, остановить рост цен и обеспечить население продовольствием.

Клинтон поддержал этот план:

— Мы — большая, богатая страна, мы можем это сделать.

Когда Клинтону предложили пакет помощи России в миллиард долларов, он остался недоволен:

— Мало. И не беспокойтесь относительно конгресса. Это моя задача — уговорить конгресс.

План переработали и увеличили объем помощи России больше чем в полтора раза — довели до миллиарда шестисот миллионов долларов. И отдельно формировалась программа помощи семи развитых стран. Она включала создание стабилизационного фонда, чтобы поддержать курс рубля, и предоставление ста миллионов долларов, чтобы российское правительство могло платить пенсии.

— Еще ни на что я не тратил деньги с таким удовольствием, — искренне сказал Клинтон.

Клинтон и вице-президент Гор собрали в Белом доме лидеров конгресса, чтобы они поддержали план финансовой помощи России. Самым большим скептиком был лидер республиканцев Боб Доул, будущий соперник Клинтона на выборах.

Роберт Джозеф Доул, как и Клинтон, тоже родился в маленьком городке далеко от столицы, только на двадцать три года раньше Клинтона. Боб Доул мальчиком подрабатывал в магазине. И на всю жизнь запомнил безрадостные разговоры своих родителей: его младший брат болел, и не было денег ни на врача, ни на лекарства.

В 1942 году он вступил в армию. Воевал с немцами в Италии. Весной 1943 года лейтенант Доул был тяжело ранен. Его парализовало. Три года он провалялся в госпиталях, перенес девять операций. Дважды у него была клиническая смерть. Армейские врачи отправили его домой — умирать. Но он выжил.

Правая рука у Доула почти не действует. Он не может ни обменяться рукопожатием, ни снять телефонную трубку. Покойный президент Ричард Никсон был единственным человеком, кто помнил, что Доулу нужно пожимать не правую, а левую руку. Возможно, поэтому Доул до конца поддерживал Никсона, которому пришлось с позором уйти в отставку из-за уотергейтского скандала.

Со временем Доул научился одеваться без посторонней помощи и даже застегивать все пуговицы.

— Я не люблю, чтобы мне помогали, — говорит Доул. — Я привык рассчитывать на самого себя.

А после ранения он думал о том, что уже никогда не сможет ни работать, ни создать семью. Он полагал, что остаток жизни ему придется провести на пенсии по инвалидности или торговать какой-то мелочью на улице.

Сенатор всегда помогал ветеранам войны, потому что воевал. Помогал больным раком, потому что сам болел раком. Поддерживал любой законопроект, связанный с Арменией, — этим он как бы желал отплатить своему доктору, армянину по происхождению, который когда-то помог инвалиду Доулу встать на ноги.

К чувствам Доула и апеллировал Клинтон:

— Боб, вы лучше меня понимаете уроки, которые нужно извлечь из истории. Вам пришлось пойти на войну и рисковать вашей жизнью, потому что после Первой мировой войны проводилась неверная политика.

Доул согласился поддержать Клинтона.

А в Москве ситуация продолжала накаляться.

21 марта 1993 года, в воскресенье утром, умерла мать Ельцина Клавдия Васильевна. Ельцину об этом не говорили до вечера — не знали, как он это перенесет. Для него это был страшный удар в момент острейшего кризиса, когда его судьба буквально висела на волоске.

26 марта собрался девятый, внеочередной съезд народных депутатов. Депутаты решили объявить Ельцину импичмент.

У Спасской башни Кремля, на Васильевском спуске собрались сторонники президента. Появился Ельцин и сказал, что идет подсчет голосов, но он не признает решений съезда, лишающих его власти, пока не выскажется народ.

Руцкой напряженно ждал, чем закончится дело. В тот день он вполне мог стать президентом России. За отстранение Ельцина от власти проголосовали 617 депутатов, для импичмента не хватило 72 голосов.

Когда стало известно, что достаточного числа голосов не набралось, Борис Николаевич вновь вышел к своим сторонникам. на Васильевском спуске. Выглядел он очень плохо. Но выкрикнул громко:

— Это победа!

Хотя о какой победе можно было говорить? В тот день страна была на грани гражданской войны. Каким бы ни было решение съезда, Ельцин власть бы не отдал. А Руцкой бы принял присягу, и появились бы в стране два президента.