В поисках Колина Фёрта - Миа Марч

— В течение многих лет я пыталась наладить контакт, звонила в день ее рождения, в день рождения отца. На Рождество. Но разговоры выходили натянутыми. Шли годы, а они не могли меня простить, не могли преодолеть те события и жить дальше. — После пятнадцатиминутной поездки Вероника остановилась перед своим домом. — Тогда я переехала сюда.

Перед самым переездом в Бутбей-Харбор она сообщила матери, что возвращается в родной город и надеется примириться с прошлым. Вероника решила, что давно следует отказаться от матери, как та отказалась от нее. Но едва услышав материнский голос, снова затосковала по ней, по переменам. Однако ничего не изменилось. За двадцать два года Вероника кое-что поняла о сроках давности: иногда, даже если ты крайне нуждаешься в любимых людях, они не могут через себя переступить. Или не хотят. Ее мать ответила ей по телефону: «Думаю, прошло слишком много времени, но я желаю тебе всего хорошего», — и ошеломленная Вероника повесила трубку. Господи боже, неудивительно, что ее мать такая. Как действовать правильно с подобным сердцем?

— Я отвезу тебя в гостиницу, — произнесла Вероника. Она была как выжатый лимон. Даже больше, чем представляла.

Когда они остановились у «Трех капитанов», Беа сказала:

— Спасибо тебе за все это. Я хотела знать и, хотя кое-что слышать было нелегко, рада, что услышала правду. Ты как, нормально?

— Со мной все будет хорошо. А ты как?

Беа кивнула.

— Я выдержу. Мне просто нужно освоиться со всей этой информацией. У меня свидание, оно поможет. Думаю, мне надо сказать, что я встречаюсь с одним человеком, который работает на съемках фильма. С Патриком Улом. Он кажется мне чудесным парнем. У нас было только одно свидание.

Переплетение двух миров показалось удивительным.

— Ну да, я знаю Патрика. Он отвечает за массовку и хорошо с нами обращается, следит за нашей работой и нашим комфортом.

— Я не сказала ему, что ты моя родная мать. То есть сообщила, что настоящая причина моего приезда в этот город — встреча с родной матерью и ты статистка на съемках, но фамилию не назвала. Я строго соблюдаю твою тайну.

— Спасибо. Может, это не так уж важно, но, как говорила, мало кто знает, что я отдала своего ребенка на усыновление, и мне хотелось бы сохранить это в тайне.

Как же она измучилась. Почему не чувствует себя лучше? Почему воскрешение тех событий не помогло ей раскрыться изнутри?

Она посмотрела на Беа, выражение лица которой переменилось. Неужели ее тревожит, что Вероника хочет сохранить все в секрете? Она так долго жила, ни с кем не делясь своим прошлым, не говоря о нем, накрепко заперев в себе.

— Беа? Я что-то не то сказала, ты огорчена?

— Просто думаю о своей матери. Про все те моменты, когда она могла открыть мне правду — в два года, в три, четыре. Она хотела стереть это все, сделать вид, будто удочерения никогда не было. Она поступила так ради себя… и ради меня.

Веронике хотелось сказать, как любовь, надежда и необходимость могут иногда заставить тебя сделать — или не сделать — то, что следует, и тебе это прекрасно известно. Порой, чтобы защитить других. Порой — чтобы защитить себя. Но она не смела обсуждать мать Беа, женщину, которая ее воспитала. А о Коре Крейн в итоге знала лишь, что она была прекрасной матерью и вырастила чудесную молодую женщину, только что совершившую экскурсию по жизни шестнадцатилетней Вероники.

— Что теперь? — спросила Беа. — Я не совсем понимаю, кем мы должны быть, кто мы друг другу.

— Мы — часть нашей общей истории.

— Однако, полагаю, это не обязательно должно быть связано с будущим.

«Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос», — заметила Вероника, и сердце у нее сжалось.

Закусив губу, Беа выбралась из машины.

— Спасибо за сегодняшний день, Вероника, — сказала она в открытое окошко. — Я знаю, что для тебя это было очень нелегко.

«Не обязательно должно быть связано с будущим…» Так, значит? Она никогда больше не увидит Беа?

— Это того стоило.

Беа вздохнула.

— Я просто не понимаю, как должна к тебе относиться. Я лучше пойду. Еще раз спасибо за сегодняшний день. — И она торопливо устремилась к гостинице.

«Я знаю, как к тебе отношусь, — подумала Вероника, глядя на исчезающую за дверью дочь. — Как всегда к тебе относилась с того момента, когда тебя, новорожденную, положили мне на грудь».

Вероника любила Беа, всегда любила. И сейчас поняла: вот чему она была не в состоянии посмотреть все эти годы в лицо.

В середине дня в понедельник Патрик Ул, на которого Вероника не могла взглянуть, чтобы не подумать о Беа, распустил статистов из-за каких-то неполадок с освещением. Вероника обрадовалась; в палатке — среди людей, отгороженная белой тканью, одолеваемая мыслями — она испытывала что-то похожее на клаустрофобию. По дороге домой она зашла на фермерский рынок за персиками для занятия этим вечером и запаслась клубникой и лаймами для особых пирогов, которые должна была испечь на этой неделе.

Дома она положила купленные персики в две большие миски на кухонном столе, но даже красивые, свежие плоды, одни из ее любимых летних фруктов, не смогли развеять гнездившуюся в сердце тревогу.

«Я не совсем понимаю, кем мы должны быть, как я должна к тебе относиться».

Это было сложно. И — просто.

Неужели Беа никогда больше не позвонит ей? Неужели она получила то, за чем приехала, ответы на свои вопросы, человека, которого в реальности можно связать со словами «биологическая мать», и теперь уедет, не заинтересованная в отношениях?

Ей понятно было затруднение Беа; она и сама не совсем понимала, кем они должны быть друг для друга. Они не были матерью и дочерью. Не были они и… подругами. Тем не менее связь их проходила на биологическом, фундаментальном уровне. Возможно, Беа решит, что на биологии отношений не построишь. Но для Вероники дочь никогда не была вопросом биологии и рождения. Она всегда являлась олицетворением будущего — будущего, участие в котором было для Вероники закрыто.

В дверь позвонили, и она понадеялась, что это приехали Ник и Ли. Он не предупреждал, будут они или нет, и в полной учеников кухне у нее в любом случае не получится поговорить с ним о личной жизни, но его присутствие помогло бы ей. Вероника уговаривала себя, что дело просто в привлекательности Ника, но причина лежала глубже. Ее пробуждающиеся чувства к Нику Демарко очень походили на потребность в нем.

За дверью действительно стояли Ник и Ли, в руках девочка держала завернутый в пленку пирог. «Спасибо», — мысленно поблагодарила Вероника Небеса.

— Я приготовила для тебя шоколадный пудинг, — сказала Ли. — Он ничего не делает. Он просто вкусный. Ну, я на это надеюсь. Вчера я тоже его пекла, но, по-моему, забыла положить ваниль. На этот раз я ничего не забыла.