Чарли Чаплин - Питер Акройд

Сама Берри дала свидетельские показания и подтвердила свое заявление о том, что в Нью-Йорке у них были интимные отношения. За ней последовали агенты бюро путешествий, персонал железной дороги и служащие отелей. Джон Пол Гетти тоже поднялся на трибуну для свидетелей и подтвердил, что Берри после посещения Нью-Йорка приезжала к нему в Талсу. Эти показания снова поставили вопрос об отношениях Джоан с другими мужчинами.

Последним выступал обвиняемый. Чаплин опровергал утверждения Берри. В своих мемуарах Гизлер вспоминал, что Чарли оказался лучшим свидетелем, которого ему когда-либо доводилось видеть в зале судебных заседаний. «Он был убедителен, даже когда не подвергался перекрестному допросу, а просто сидел, одинокий и несчастный, в дальнем конце нашего стола. Он такой маленький, что пола касались лишь носки его туфель…» – пишет адвокат. Помните, что однажды заметила Вирджиния Черрилл? Чаплин всегда лицедействовал, всегда был «включен».

4 апреля под крики и шум в зале судебных заседаний Чаплин был оправдан по всем пунктам обвинения. Один из присяжных с улыбкой сказал ему: «Все в порядке, Чарли. Эта страна пока еще остается свободной». Когда Уна Чаплин услышала новость по радио, она упала в обморок… Тем не менее урон репутации Чаплина уже был нанесен, и сам Гизлер говорил, что суд над его клиентом проходил в такой атмосфере общественного осуждения, с какой ему еще не приходилось сталкиваться.

Чаплин ждал решения суда о признании отцовства, которое должно было быть вынесено в конце года. К свидетельским показаниям, прозвучавшим в предыдущем суде, добавить было почти нечего, разве что свидетельства в его пользу. По результатам анализа крови три врача признали, что Чарльз Чаплин никак не может быть отцом ребенка Джоан Берри. В этот момент ее адвокат Джозеф Скотт решил воззвать к чувствам присяжных, правда очень некорректно. Он назвал Чарли седовласым старым хрычом, карликом, подчиняющим других своей воле, дебоширом и похотливым кобелем, который всегда лжет. Оскорбленный Чаплин повернулся к судье. «Ваша честь, – сказал он. – Я не совершил никакого преступления. Я честный человек, но он пытается сделать из меня чудовище». Скотт свернул свою атаку. Адвокат сказал присяжным: «Все эти годы не находилось человека, который положил бы конец развратному поведению Чаплина, – надежда только на вас. Жены и матери всей страны хотят увидеть, как вы остановите его раз и навсегда. Вы сможете спокойно спать ночью, когда вернете ребенку законное имя, – когда покажете, что это касается его так же, как бродяг из трущоб». Нападки глубоко оскорбили Чаплина. Он снова вспомнил унижения и стыд, испытанные в детстве.

Это выступление не помогло Джоан. Присяжные не смогли вынести никакого решения. Судебный процесс перенесли на весну следующего года.

Чаплин отказался появляться на нем в качестве свидетеля. На этот раз, несмотря на мнение врачей, что он не может быть отцом ребенка, десять присяжных из двенадцати пришли к противоположному выводу. Репутация Чаплина в Соединенных Штатах была безнадежно испорчена. Реабилитироваться в глазах американцев ему удалось лишь в последние годы жизни.

Судья постановил, что новорожденная девочка, Кэрол Энн, должна получать от отца содержание – 75 долларов в неделю. Кроме того, она имела право взять фамилию Чаплин. Джоан Берри не получила никакой выгоды от вынесенного в ее пользу решения. Впоследствии она вышла замуж, но скоро рассталась с супругом и порхала по жизни, пока в 1953 году не впала в полубезумное состояние. Берри поместили в психиатрическую больницу, потом выписали, и после этого ее следы теряются. Маленькую дочь воспитывали родственники Джоан, и она продолжала получать выплаты от Чаплина.

Между двумя судебными процессами по установлению отцовства Чарли пытался закончить сценарий к фильму под рабочим названием «Убийца дам» (The Lady Killer). Тремя годами раньше Орсон Уэллс высказал предположение, что история Анри Дезире Ландрю – французского серийного убийцы по прозвищу Синяя Борода из Гамбе – может стать сюжетом увлекательного фильма. Чаплина заинтересовала эта идея, вне всяких сомнений вызвавшая ассоциации с его тогдашними непростыми отношениями с женщинами. Впоследствии Уэллс утверждал, что сам написал сценарий будущей картины, и вполне возможно, Чаплин позаимствовал у него идеи и темы.

Чарли всегда испытывал острый интерес к насилию и смерти. Его любимым занятием дома было чтение журнала True Detective, известного своей склонностью к трагическим сенсациям. Дело Ландрю обладало всеми необходимыми для этого элементами, поскольку преступник расчленял тела жертв, а затем сжигал. Чаплин решил превратить криминальную историю в «комедию убийств» и даже фарс в фильме, который был назван «Месье Верду» (Monsieur Verdoux).

В последние два года, во время пароксизмов того, что можно назвать юридической и общественной травлей, Чарли периодически возвращался к сценарию. Горечь и гнев, которые он испытывал, теперь выражались в цинизме Верду по отношению к традиционным святыням современного общества. Некоторые из первых заметок Чаплина к фильму свидетельствуют о его психологическом состоянии. Он писал, например, что, когда весь мир обращается против человека, он становится святым… Он говорил, что о репутации заботятся только кухарки и дворецкие. В одной из последних сцен картины герой, вернее антигерой, подвергается жестоким нападкам в зале судебных заседаний, подобным обвинениям Джозефа Скотта против самого Чаплина. В фильме также чувствуется явный оттенок женоненавистничества – женщины в нем часто изображаются грубыми, шумными или глупыми. Однако месье Верду движет не столько ненависть к женщинам, сколько любовь к самому себе.

Чаплин начал снимать этот фильм 21 мая 1946 года, а закончил 12 недель спустя. Это сам по себе был рекорд скорости. В прошлом он мог тратить столько же времени на съемки одной-единственной сцены. Чарли ясно видел сюжетные ходы и свою роль щеголеватого и даже утонченного серийного убийцы. Для этого образа он полтора месяца растил настоящие усы – накладные вызвали бы неуместные воспоминания о Бродяге. Когда на премьере фильма в Нью-Йорке дети побежали за Чаплином с криками: «Чарли! Чарли!» – он сказал им, что это новый Чарли. Однако индивидуализм Бродяги и его безразличие к нравственным нормам перешли к Верду и разрослись до смертельно опасной величины. Или сие было отражением личности самого Чаплина?

Для съемок он набрал сильный актерский ансамбль на роли второго плана. Среди приглашенных была знаменитая американская комическая актриса Марта Рэй, чей хриплый смех и эксцентричные манеры могли соперничать с игрой самого Чаплина. Потом Марта признавалась, что в первый день ей было дурно от страха при мысли, что придется работать с ним, однако она сумела собраться с духом, и Чарли терпеливо учил ее курить и ходить так, как полагалось ее героине. «Я сколькому у него научилась! – признавалась Марта. – Мы подружились, и, если он приказывал прыгать… я прыгала». Чаплин распорядился, чтобы Рэй сняла серьги, потому что они отвлекали внимание зрителей от ее уникальных смешных гримас. Он сам придумал для нее костюм и прическу. Рэй приняла и то, что Чарли мог прервать съемки одной сцены и перейти к другой, – в зависимости от настроения.

Чаплин взял на работу помощника режиссера Роберта Флори, который на практике выполнял обязанности режиссера, хотя и неофициально. В очерке, опубликованном несколько лет спустя, Флори вспоминал процесс съемок. Он отмечал, что Чаплин твердо придерживался старомодных методов. Чарли любил, чтобы камера оставалась неподвижной, а сам предпочитал находиться в центре кадра. Его не интересовали крупные планы других актеров, поскольку люди приходят посмотреть на него. Любая попытка изменить угол или фокус отвергалась им как «голливудские новомодные штучки». Он постоянно сердился на оператора за так называемые технические трюки. По всей видимости, Чарли также доставляло удовольствие оставлять те или иные несоответствия или ошибки, на которые ему указывали специалисты, – на том основании, что внимание зрителей все равно полностью приковано к нему. Однажды Чаплин спросил мнение коллеги относительно четырех дублей одной и той же сцены. Актер одобрил первый и четвертый. Чарли поинтересовался, что было не так в третьем. «Дело в том, что там виден электрик», – ответил артист. Камера действительно на мгновение отклонилась в сторону, и в кадр попал электрик с фонарем. Чаплин удивился: «Зачем вы на него смотрите? Вы должны смотреть на меня».