Мера отчаяния - Донна Леон

— Какой именно?

Брунетти с силой стукнул кулаком по столу прямо перед Санди — тот подскочил, словно комиссар его ударил.

— Не тратьте попусту моего времени, синьор Санди! — крикнул он. Санди не ответил, и тогда Брунетти наклонился к нему и спросил: — Вы меня поняли?

Санди с испугом кивнул.

— Вот и хорошо, — успокаиваясь, произнес Брунетти. — Так что с фабрикой? Митри принимал участие в ее работе?

— Наверняка.

— Почему вы так считаете?

— Он иногда приезжал сюда, чтобы помочь по химической части: составить какую-нибудь формулу или рассказать шурину, как должен выглядеть тот или иной препарат. Он хотел быть уверен в том, что товар смотрится надлежащим образом. — Санди взглянул на Брунетти и пояснил: — Точно не скажу, но думаю, он приезжал именно за этим.

— Часто?

— Может, раз в месяц, иногда даже чаще.

— Они ладили? — спросил Брунетти, а потом уточнил: — Буонавентура и Митри.

— Не слишком. Митри был женат на его сестре, так что им приходилось поддерживать отношения, но, похоже, им обоим это не нравилось.

— А вам известно что-нибудь насчет убийства Митри?

Санди энергично затряс головой:

— Ничего. Совершенно ничего.

Брунетти выдержал паузу и осведомился:

— Здесь, на фабрике, ходили какие-нибудь слухи?

— Слухи всегда ходят.

— Об убийстве, синьор Санди. Что говорили об убийстве?

Санди молчал — то ли пытаясь вспомнить, то ли взвешивая все «за» и «против». Наконец он заявил:

— Был слух, что Митри собирался выкупить фабрику.

— Почему?

— Почему был слух или почему собирался выкупить?

Брунетти глубоко вздохнул, стараясь не вспылить, и ровным голосом ответил:

— Почему он собирался выкупить фабрику?

— Потому что он гораздо лучше справлялся с бизнесом, чем Буонавентура. У этого в делах царила полная неразбериха. Он никому не платил вовремя. С документацией — вообще ужас. Я никогда не знал, когда будет готова к поставке очередная партия товара. — Санди неодобрительно и сурово покачал головой и стал похож на добросовестного бухгалтера, возмущенного финансовой безответственностью начальства.

— Вы сказали, что являетесь начальником производства на фабрике, синьор Санди. Значит, вы больше других знаете о ее делах.

Санди с готовностью кивнул, словно ему было приятно, что комиссар признает этот факт.

Внезапно в дверь постучали, она приоткрылась, и Брунетти увидел за нею Делла Корте, который знаками просил его выйти. Когда комиссар выглянул в коридор, Делла Корте сказал:

— Его жена здесь.

— Чья, Буонавентуры? — спросил Брунетти.

— Нет, Митри.

— Как она сюда попала? — удивился Брунетти. И видя, что этот вопрос вызывает у Делла Корте недоумение, уточнил: — В смысле, откуда она знала, что нужно ехать именно сюда?

— Она говорит, что живет сейчас у жены Буонавентуры и отправилась сюда, как только услышала о его аресте.

Брунетти из-за утренних событий потерял ощущение времени и, взглянув на часы, с удивлением выяснил, что уже почти два часа дня: с момента ареста Буонавентуры и Санди прошло несколько часов, но он был слишком занят, чтобы это заметить. Он вдруг ощутил острое чувство голода и какой-то легкий звон во всем теле, словно через него пропустили слабый ток.

Его первым движением было отправиться поговорить с вдовой немедленно, но он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, до тех пор пока он чего-нибудь не съест и не уймет дрожь в мышцах. Что это — возраст или стресс? Стоит ли ему тревожиться? Ведь подобные признаки могли быть симптомом какой-нибудь болезни.

— Мне нужно перекусить, — сообщил он Делла Корте, которого слова комиссара почему-то так сильно удивили, что он даже не стал пытаться скрывать это.

— На углу есть бар. Вы можете купить там сэндвич. — Он проводил Брунетти до двери и показал, куда идти, после чего, сказав, что ему надо позвонить в Падую, вернулся в здание.

Брунетти добрался до бара, расположенного на расстоянии полуквартала, и заказал там сэндвич, который ему не понравился, и два стакана минеральной воды — выпив ее, он по-прежнему испытывал жажду. Но дрожь прекратилась, и он стал гораздо лучше чувствовать себя, хотя все еще продолжал испытывать беспокойство, оттого что реакция на утренние события оказалась столь сильной.

Он вернулся в квестуру и там попросил номер мобильного Палмьери. Получив его, он связался с синьориной Элеттрой, велел ей бросить все дела и составить для него список всех телефонных переговоров Палмьери, а также Митри и Буонавентуры (с домашних и рабочих номеров) за последние две недели. Он попросил ее не вешать трубку и осведомился у офицера, с телефона которого звонил, куда увезли тело Палмьери. Тот сообщил, что труп находится в морге местной больницы, и Брунетти распорядился, чтобы синьорина Элеттра передала Риццарди: нужно немедленно послать туда кого-нибудь за образцами тканей. Он хотел, чтобы их сравнили с частицами кожи, найденными под ногтями Митри.

Закончив разговор, комиссар попросил отвести его к синьоре Митри. Брунетти беседовал с ней всего один раз, но интуиция подсказывала ему: ей ничего не известно о смерти мужа, потому он и не искал возможности расспросить ее снова. Тот факт, что она сама явилась в квестуру, заставил его сомневаться в разумности принятого решения.

У дверей его встретил полицейский в форме, он повел комиссара по коридору и остановился у комнаты, расположенной рядом с той, где держали Буонавентуру.

— У него адвокат, — сказал офицер комиссару, указывая на соседнюю дверь. — А женщина здесь, — добавил он.

— Они прибыли вместе? — поинтересовался Брунетти.

— Нет, комиссар. Он приехал вскоре после нее, но они друг друга явно не знают.

Брунетти поблагодарил его и подошел поближе к двери, чтобы понаблюдать за Буонавентурой через стекло, позволявшее смотреть на подозреваемого, оставаясь невидимым. Напротив Буонавентуры сидел какой-то человек, но комиссар мог различить только его голову и плечи. Он перешел к следующей двери и на минуту остановился, разглядывая сидящую внутри женщину.

Его опять поразила ее полнота. На сей раз на ней был шерстяной костюм с узкой прямой юбкой, сшитый без оглядки на моду и стиль. Такие костюмы дамы ее пропорций, возраста и социального статуса носят вот уже несколько десятков лет и, вероятно, проносят еще столько же. Косметики на ней было немного; помада, если она и красила губы, стерлась за день. Щеки у нее были круглые, словно она специально надувала их, корча смешную рожицу ребенку.

Женщина сложила руки на сдвинутых коленях и смотрела в окно, расположенное в верхней части двери. Она выглядела старше, чем во время их предыдущей встречи, но Брунетти не мог объяснить себе почему. Их глаза встретились, и он смутился: у него возникло ощущение, будто она тоже смотрит на него, хотя она видела лишь панель из черного стекла. Она не отвела взгляда, он сделал это первым.