Научите своих детей - Иван Фабер

совесть, но правды не отнять – она сказала, что будучи в возрасте тридцати одного года, Даниель оставался ребёнком – всем, что у неё оставалось.

Действительно, я замечал такое в Канаде – люди с подобными заболеваниями, как сказала миссис Хьюз, «есть дар Божий – они всегда будут детьми». Это восприятие таких людей, чья жизнь вроде бы ужесточена страшным недугом, средь этого менталитета воспринимается как «чудо» – такие люди не взрослеют! Эти слова по-настоящему тронули меня.

В общем, Ребекка была действительно убита горем, оттого и негативно настроена и ко мне, и к моему адвокату, за что ей неоднократно (наверное) должны были делать замечания, но судья на это не реагировала – отсюда можно было сделать вывод, что всё против меня.

Второй человек, который был призван под клятву о правде – муж Алисы, Коди Бенджамин Хамфри. Я видел его впервые.

Тогда как я почти не запомнил внешности Ребекки, в голове у меня отчётливо остался портрет этого старика – ему было лет шестьдесят – я это понял по сухой, стянувшейся коже на лице и руках, но в то же время выглядел он впечатляюще – сам худощав, но плечист, в красивом смокинге. Безупречен. Оно и видно, что богатый предприниматель.

Он был не столь агрессивен и многословен, но последняя речь, последнее слово его было запоминающимся.

Мистер Хамфри встал перед судом, поглядывая то на судью, то на прокурора, то на присяжных:

– Четырнадцатого сентября я был поражён. Четырнадцатое сентября моей жизни отняло у меня всё, что я имел. Возможно, суд обязывает вас всех работать объективно, гуманно. Но вы даже представить себе не можете, что бы произошло с ним, – Коди указал на меня пальцем, – если бы я сидел в вашем кресле, ваша честь.

Зал шумно отреагировал на это заявление, стало не по себе даже мне самому – «безумец», сказал ты сам себе после того, как этот человек занял своё место.

Третьим лицом, что подтверждало запросы обвинения, стал тот самый Томас Поулсон. Взяться за него, как говорил АС, было нашим последним шансом.

Он был самой ожидаемой фигурой в этом суде, разумеется, после меня.

Поулсон занял место подле судейской трибуны, произнёс требуемую клятву и начал отвечать на вопросы обвинения. Возможно, я что-то не помню, ты меня извини, но я думаю, ничего важного я не пропустил.

Инициировала это женщина, кстати из пары прокуроров говорила лишь она.

– Мистер Поулсон, вас, наверное, удивило то, что вы были вызваны в суд?

– Так точно.

– Но, вы, как лицо, непосредственно связанное с этим делом..

– И ни с каким другим больше, – перебил Том.

– Да, и ни с каким другим больше, вы в курсе о версии, которую выдвигает адвокат Фиренц?

– Безусловно.

– Как вы объясните такую версию?

Том поправил галстук, пододвинулся к кафедре и опёрся на неё предплечьем:

– Знаете, лично моя версия полностью совпадает с тем, что говорит мистер Фиренц. Я, в первую очередь, за объективность этого дела.

– К чему вы клоните, мистер Поулсон?

– Разве вы не читали мои показания? К тому, госпожа прокурор, что на момент задержания обвиняемый действительно был в похожем на аффект состоянии.

– Вы можете охарактеризовать его «аффективное» состояние?

– Ну, в первую очередь это отсутствие логики и рациональности в его действиях. Вам самой не кажется странным тот порядок действий, который он совершил? Сначала он убил..

– Ваша честь, это ещё не доказано! – встал Фиренц.

– Тишина! Пусть следователь продолжает, – ответила судья.

– Затем он позвонил в полицию и сообщил о трупе. Повторюсь, об одном трупе, не упомянув, каком именно. Затем он, возможно, насилует миссис Дойл повторно, и следующим моментом пытается покончить жизнь самоубийством. Потерпев неудачу, он понимает, что за ним уже выехали – попытка уничтожить улики – и он не успевает.

– И?

– Аффект – это отсутствие интеллекта, миссис Фёрб.

– Ещё что-нибудь вы можете добавить по состоянию обвиняемого?

– Госпожа Фёрб, об этом вам писал офицер наряда и судмед, что прибыли на место преступления быстрее, нежели я. Всё, что я могу сказать – он был похож на наркомана – соответствующее конвульсивное поведение, бредовые высказывания, отсутствие ориентировки в себе, месте, где он находится, и настоящем времени.

– Вопросов больше нет. – Прокурор села на место.

И тут настало наше время.

– Миссис Фёрб. – Меня убило следующее. – А у вас не вызывает вопросов самое первое выступление мистера Поулсона перед прессой?

Зал охнул – действительно, первое выступление и придало славы этому человеку – тогда как он оскорбил всех присутствующих репортёров.

– К чему вы клоните, мистер Фиренц? – спросила Фёрб.

– К тому, что у меня, как у человека, который не разбирается в том, что есть аффект и что значит конвульсивное поведение, встали подозрения того, что мистер Поулсон возможно в тот момент тоже был не в здравии..

По скамьям сзади пошли разговоры. Лицо следователя слегка искривилось.

– Ваша честь, это не относится к делу! – Вступил второй прокурор.

– Как же, мистер Боски, не относится, тогда как вы позволяете человеку, который не имеет соответствующей квалификации, раздавать диагнозы направо и налево!

– Мистер Фиренц, я прошу вас перестать спекулировать на эту тему! – Фёрб нервничала.

– Ваша честь, я не закончил со свидетелем!

– Продолжайте, Андрей, – сказала судья, взглядом приказав прокурорам замолчать.

– Мистер Поулсон, ту популярность, тот резонанс, который стоит вокруг этого дела, по-большей части был вызван вами. – АС подошёл к трибуне Поулсона. – И вашим поведением семнадцатого сентября. Я, как и любой другой адекватный человек, после нескольких просмотров вашей ошеломительной речи, могу засомневаться в том, что на тот момент, у микрофона стоял абсолютно здоровый, трезвомыслящий человек. Ведь так? – АС повернулся к присяжным. – Наверняка господа присяжные тоже зададутся таким вопросом после того, как лицезрят кадры, где мистер Поулсон, будучи одурманенный чем-то рвёт и мечет по совести присутствующих репортёров, тогда как последние просто выполняли свою работу. И следствием этого возникает вопрос, который и доказывает отношение моего монолога к данному делу – если мистер Поулсон действительно был под действием аффекта, наркотиков, алкоголя, чего-либо ещё, можно ли слушать его как свидетеля? И что самое главное – можно ли относится к ведению его следственных мероприятий так, как к искренности матери Божьей? Ведь его поведение лично для меня ставит под сомнение всё то, что было добыто умом мистера Поулсона по этому делу. Ведь ум мог быть чем-то отуманен.

Лицо Тома постепенно искривилось до внушительных изменений.

– Что вы хотите, мистер Фиренц? – спросила судья.

– Назначить наркологическое обследование мистера Поулсона. – АС откинул пиджак и уселся на своё место.

Это было