Центр мира - Михаил Кречмар

– Это второй вопрос, – кивнул Чен. – Который напрямую смыкается с вопросом о друзьях Башири. Я тебе расскажу, как это мне представляется.

Зим задумался. Рассказ Чена в общем совпадал с его собственными наблюдениями. Конечно, Чен что-то от него утаивал, но эти недосказанности были в значительной степени оперативного характера.

– Итак, – начал Чен, – в Оксфорде фольклор народов Центральной Азии преподавал профессор уйгурского происхождения Джон Кеткарт Смит, подданный Великобритании в третьем поколении, лингвист, ориенталист и художник. Джон Кеткарт Смит имел внутрисемейное имя Измаил Башири, исповедовал ислам и соблюдал все обряды своей религии. Как и многих классических интеллигентов, его мучил комплекс перед своей покинутой родиной. Тем более что дед Смита, Халил Ходжа, переехавший в Великобританию, привёз с собой изрядный запас воспоминаний о геноциде уйгурского народа китайскими войсками.

На этом месте Чен пустился в витиеватые рассуждения о том, как массовые расстрелы уйгурского, а равно дунганского и киргизского населения проводили войска контрреволюционного маршала Чан Кайши, а также экстремисты, отщепенцы и пособники мирового империализма.

«Интересно, кто здесь контролирует Чена? – весело подумал Зим. – Наверное, официантка, со знанием английского языка. А то и русского. А может, и нету никого, просто беседа пишется на несколько микрофонов – не смухлюешь».

– Там, в Оксфорде, – продолжал китаец, – Смита, мучившегося комплексом вины перед своим страдающим народом, нашли какие-то «друзья».

Сперва Чен считал, что этими «друзьями» был Хузен, однако потом решил, что сложилась несколько иная ситуация. Скорее всего, «друзья» были откуда-то с Ближнего Востока. Они обеспечили Смиту-Башири финансовую поддержку, а также организовали ему личную гвардию из нескольких десятков чеченских моджахедов, благо в начале третьего тысячелетия российская армия научилась эффективно бороться с партизанами на своей территории.

– Нескольких десятков? – переспросил Зим.

– От семидесяти до трёхсот человек, – скривился Чен.

– Ни хрена себе! А как вы проворонили приезд такой орды? – искренне изумился Зим.

– Моджахеды приезжали в КНР как туристы, по линии «Центра-Рерих». Затем по их документам Китай покидали совершенно другие люди – ни на что не годные в практическом смысле уйгурские диссиденты. А сами чеченцы оседали в горных районах Тянь-Шаня.

– Я повторяю, это довольно большая толпа. Даже прокормить такую орду довольно проблематично. Кроме того, эти люди – европеоиды и в азиатском населении им не раствориться.

– Да, – согласился Чен, – и именно частые появления в самом беспокойном районе Китая небольших групп бородатых людей кавказской внешности и вызвали первые подозрения КГБ. Но в Синьцзяне полно разнообразных этнических меньшинств, и просто хватать по базарам всех бородатых европейцев было бы…

– Не в духе политики открытости современного Китая, – снова усмехнулся Зим.

– Да, именно так, – серьёзно согласился Чен. – Кроме того, никто не знал о чужаках наверняка. В некоторых кругах бытовала точка зрения, что эти моджахеды просто проходят лечение в уйгурских семьях и впоследствии вернутся к себе на родину, где сделают выбор в пользу мирной жизни, – подчеркнул Чен.

«Щаз-з-з, – решил про себя Зим. – Наверное, потому Служба до последнего момента и не ставила в известность китайский КГБ, что все надеялись на распространение этой заразы на Великого Южного Соседа. Как, впрочем, и получилось. А Великий Южный Сосед ждал в свою очередь, что оздоровившиеся боевики примутся терзать Россию на Кавказе с удвоенной силой. Каждая сторона ждала, что от текущего хода событий должно ухудшиться положение её визави… Realpolitic, тудыть их в качель…»

По-настоящему КГБ встревожился после аварии бензовоза на трассе Талды-Курган – Хоргос. Бензовоз вёз оружие и боеприпасы в неспокойные районы Китая. Стало очевидно, что на территории КНР формируются какие-то вооружённые силы. И стало понятно, что силы эти будут воевать на территории самого Китая. КГБ начал отслеживать связи владельца сельскохозяйственного автосервиса Вахири, но было уже поздно: Эмир пришёл к выводу, что численность и подготовка его армии вполне достаточна для того, чтобы сделать «заявку на власть».

– Ну, это очень похоже на сведения, имеющиеся у меня. Более того, любой человек с головой может додумать исход событий самостоятельно. А что есть в этом раскладе такого, чего я не знаю? – поинтересовался Зим.

– Прежде всего то, что «друзья» Эмира решили прекратить твою активность в зоне их действий. В Алматы прибыл человек, которого называют Махмуд-палван.

– Мне известно о существовании такого человека, – протянул Зим, и глаза Чена широко открылись. – А у вас есть его фотография или, по крайней мере, приличное описание?

Чен кивнул. Он открыл лежавшую рядом с ним папку и вынул четыре снимка разной степени давности.

– Когда примерно он прибыл в Казахстан?

– По нашим сведениям, вчера вечером.

Зим задумался.

– Я возвращаюсь, – сказал он.

– Я понимаю, – согласился Чен. – Тара? Она ведь здесь, с тобой?

– Она.

– Не возражаешь, если я поеду с тобой?

– Какое там. Хочешь с кем-нибудь встретиться?

– Махмуд-палван, – протянул Чен. – Мы не понимаем, откуда он. Вернее, нам известна его биография – до того момента, пока его не взяли в оборот улемы. Собственно говоря, он исчез лет на семь, а потом появился в новом качестве, в каком пребывает и по сей день – исполнителем поручений какой-то очень влиятельной силы. Мы не знаем, кто отдаёт ему приказы. Но, к сожалению, его руководство и есть те люди, которые снабдили деньгами и солдатами Измаила Башири. Но есть и ещё кое-что.

Чен задумался, видимо, решая, стоит ли продолжать. Наконец выдохнул:

– Борьба за свободу уйгурского народа – только одна из задач Эмира.

– От так так, – протянул Зим. – А какая же тогда у него другая? Денег украсть?

– Он ищет какую-то вещь…

– Которая, с его точки зрения, должна находиться в Центре Мира? И вы что, верите в эту байку?

– Как сказать, Зим… Анализ исторических событий, сопровождавших все великие потрясения в Евразии, показывает, что неотъемлемой их частью было появление некоего магического артефакта. Так случилось, по крайней мере, во времена Моисея, при возникновении ислама, да и во времена Александра Македонского, Чингисхана и Тимур-ленга. Наши аналитики считают, что возможен вариант существования двух единиц или групп чрезвычайно энергетически активных объектов. Один из них вызвал к жизни как минимум две мировые религии. «Игры» со вторым привели к трём самым масштабным войнам древности. При этом создалось впечатление, что только Македонец контактировал непосредственно с артефактом, Чингисхан и Великий Хромец использовали его энергию опосредованно.