Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев

У дверей экипажа, едва тот остановился, образовалось некое подобие почётного караула из нижних чинов Службы Общественного Спокойствия, а из фургона, ехавшего позади, начали один за другим выскакивать представители свиты Великого сагана. Какой-то шустрый малый успел открыть дверь экипажа и подал руку Флоре, которой Нимруд предложил выйти первой. Она даже не посмотрела на чиновника, ступила на мостовую без посторонней помощи и, не оглядываясь, уверенно двинулась, туда, где сгрудилась мерзкая шайка работников пропаганды. Спина прямая, глаза сухие, шаг твёрд, как никогда. Никаких следов недавней истерики, а то, что глаза покраснели – так это нормально. Не на праздник приехала…

Нимруд бодренько нагнал её, взял под руку и тут же придал своему лицу выражение невыразимой скорби. Журналисты, вооружённые блокнотами, тем временем уже набросились на тщательно отобранных представителей местного населения, пострадавшего от варварской бомбардировки.

– Что вы почувствовали, когда услышали над городом рёв вражеских ракет?

– Не слышала я никого рёва. Сразу жахнуло, и всё…

– Из ваших родственников кто-нибудь погиб?

– Все погибли…

– Как действовали городские спасательные службы?

– Ага! Действовали. Тушить начали, когда всё сгорело.

– Что вы сейчас чувствуете – страх, ненависть, желание отмстить?

– А пошёл ты…

Расталкивая писак с блокнотами своими одноглазыми деревянными ящиками, в толпу протиснулись фотографы, и вскоре в глаза начали бить частые голубоватые вспышки.

Едва Великий саган приблизился к ним на расстояние десятка шагов, как представители прессы, казалось, потеряв всякий интерес к жертвам бомбардировки, метнулись к нему с блокнотами наготове.

– Ваше Высокопревосходительство! Дайте свою оценку свершившейся трагедии! – потребовал самый пробивной из них.

– Я… – Нимруд сделал паузу, дожидаясь, когда стихнет гомон толпы, а тех женщин, чьи дети начали реветь, отведут подальше от места его общения с прессой. – Я думаю, что только нелюди, лишённые сердца, элементарных представлений о доброте, гуманизме и сострадании могли позволить себе подобное варварство. Уверяю вас, возмездие не заставит себя ждать.

– Каково число погибших?! – раздался из заднего ряда крик какой-то дамочки.

– Точных данных пока нет, но, как мне сообщили представители местного подразделения Ночной Стражи, погибло не менее двухсот тысяч человек. Столько же ранено или лишилось крова.

– Какие силы привлечены для спасательной операции?

– Могу сказать лишь одно – в город стянуто всё, что у нас есть, а к завтрашнему утру прибудет несколько эшелонов с подкреплением. Я и сам, как вы видите, только что прибыл и сейчас иду в штаб спасательной операции. Это чудо, что здесь хоть что-то уцелело. – Великий саган сделал знак, чтобы ему освободили дорогу, но один из советников что-то шепнул ему на ухо. – И ещё я намерен лично побеседовать с теми, кто пережил эту трагедию. – Он решительно двинулся вперёд, увлекая за собой Флору туда, где в каком-то обречённом ожидании стояла небольшая группа людей.

Их было человек тридцать – не больше. Прочих, видимо, ни к прессе, ни к Великому сагану не допустили, хотя Флора успела заметить, что желающие были, но оцепление стояло стеной, не оставляя им ни малейшего шанса прорваться. Самых настойчивых хватали люди из толпы в подозрительно чистых гражданских кафтанах, но с военной выправкой. Тем, кто особо упорствовал, заламывали руки за спину, а потом оттаскивали к серому фургону, стоявшему на краю площади у разрушенной стены столь же серого здания. Тем, кто пытался кричать, затыкали рты. Напрасные труды. Всё равно за гомоном представителей прессы, которые, толкая друг друга локтями, норовили выкрикнуть вопрос вслед Великому Сагану, ничего не было слышно.

Пострадавшие, удостоившиеся личной встречи с сановником, стояли молча, глядя на Нимруда с затаённым страхом. А Флора в её чёрном платье, открывающем плечи и с разрезом чуть ли не до талии, похоже, вообще повергала их в трепет. Дурацкое одеяние. Здесь, посреди руин, оно выглядело особенно нелепо. Захотелось немедленно спрятаться от этих непонимающих холодных взглядов, от этих каменных лиц, на которых лежала печать обречённости.

– Чем я могу вам помочь, сестра? – Великий саган положил костлявую ладонь на плечо молодой женщине, прижимающей к груди молчащего младенца.

– Ты бог или чудотворец? – спросила та, глядя сановнику в глаза. – Тогда оживи моего ребёнка. – Она откинула кусок платка, открывая лицо младенца, вместо которого была сплошная рана. – На! Оживляй!

К ней метнулись было солдаты и агенты СОС, но Нимруд остановил их жестом.

– Я понимаю тебя, женщина, – ответил он, смахивая со щеки крупную слезу. – И мне приходилось терять детей. Моя дочь шесть лет назад погибла при бомбёжке. Крепись. Ты молода, и у тебя ещё будут дети.

В этот момент засверкали вспышки, защёлкали затворы светописных камер, над головами поднялось облако удушливого дыма. Выждав, пока съёмка закончится, Великий саган двинулся вперёд, не обращая более внимания на пострадавших. Те безропотно расступались, освобождая ему путь.

– Простите, Ваше Высокопревосходительство! – К Великому сагану едва ли не прижался служащий СОС с пятью серебряными наконечниками стрел в каждой петлице. – Кто мог подумать, что девка обезумела, а её выродок сдох… – Он явно был раздосадован возникшей неловкостью, и в глазах его читалась готовность немедля любыми доступными способами сгладить свою вину.

– Пошёл вон!

– Есть! – Чиновник сделал попытку быстро спрятаться за спинами подчинённых, но путь ему преградили представители прессы с явным намерением получить нечто большее, чем просто официальное заявление.

– Флора, с тобой всё хорошо? – шёпотом поинтересовался Нимруд, склонившись к её уху.

– Хорошо? Нет. Разве можно быть хорошо, когда видишь такое…

– Да-да, я понимаю твои чувства. Надеюсь, ты найдёшь достойные слова, чтобы передать всем, кто тебя услышит, всю силу нашего гнева, всю силу, что будет вложена в возмездие.

– Да, Ваше Высокопревосходительство, можете не сомневаться, – ответила она твёрдо – так, чтобы ни у кого не возникло сомнения в её решимости.

– А теперь, извини, но тебе придётся подождать, – заявил Нимруд, едва они взошли на мраморное крыльцо. – У тебя, к сожалению, пока нет допуска, позволяющего присутствовать на заседаниях с участием наместников Императора. После сегодняшнего выступления я постараюсь сделать так, чтобы для тебя не осталось запретных мест в Империи.

– Я и так хотела попросить дать мне немного времени, – немедленно согласилась Флора. – Я должна написать текст выступления, чтобы с ним успел ознакомиться цензор.

– А вот это лишнее! – Нимруд широко улыбнулся. – Вот! – Он запустил руку в одну их складок своей мантии и достал из потайного кармана холщовый мешочек, туго перевязанный шёлковой нитью. – Это печать цензора. Перед нашим отлётом я подписал приказ о твоём новом назначении – главным цензором-пропагандистом моей канцелярии.