Тиран - Валерио Массимо Манфреди

— Они двигаются в Сиракузы, чтобы поднять народ, — сказал Дионисий. — Я уверен.

— Несомненно, — согласился Филист. — И нам надо поторопиться, или все будет кончено. Ты должен идти вперед со всеми воинами, имеющимися в твоем распоряжении.

Дионисий оглядел длинную вереницу беженцев, бредущих по дороге, и почувствовал, как сердце его учащенно, яростно забилось — словно в первый раз перед сражением, когда ему было восемнадцать лет.

— Мне хватит всего нескольких человек, — ответил он. — Оставшейся конницы и разведчиков. Лептин, ты заменишь меня здесь…

— Даже и думать забудь. Я еду в Сиракузы вместе с тобой.

— Тебе приказывает верховный главнокомандующий, — сурово напомнил ему Дионисий. — Исполняй мое распоряжение.

Тут в разговор вмешался Филист:

— Он тебе нужен, Дионисий. Положение крайне опасное. Доверь командование Иолаю. Он всегда хранил тебе верность и уже руководит одним из подразделений фаланги.

— Хорошо. Поступим так. Но давайте шевелиться, во имя богов!

Срочно вызвали Иолая, чтобы передать ему соответствующие распоряжения. Прежде чем вскочить на коня, Дионисий обнял его и прошептал на ухо:

— Они не должны пострадать больше, чем уже пострадали. Защищай их ценой собственной жизни, если потребуется. — Он отстранился от своего друга и проговорил уже громко: — И скажи им, что в следующем году я отведу их домой.

— Скажу, гегемон. Увидимся в Сиракузах.

Дионисий сел на коня, беглым жестом попрощался с

Филистом и во всю прыть поскакал прочь вместе со своими кампанскими наемниками, Лептином и разведчиками. Отряд тяжелой пехоты быстрым шагом последовал за ним.

Через двадцать стадиев их встретили первые вестовые. Трое всадников, все в пыли и в поту, соскочили на землю.

— Гегемон, — поприветствовали они его, — у нас нет сомнений. Конница направляется в Сиракузы.

— Хорошо. Возвращайтесь к армии, пусть вас накормят, напоят и дадут отдохнуть.

— Разреши нам отправиться с тобой. Мы тебе пригодимся, и мы вовсе не устали.

— Тогда возьмите себе свежих лошадей и двигайтесь за мной.

Так они продолжали свой путь до встречи не далее чем в пятнадцати стадиях от Сиракуз с последним отрядом вестовых.

— Ворота закрыты, — сообщил командир отряда, — и мы понятия не имеем о том, что творится в городе.

— Их охраняет вооруженный караул?

— Нет, насколько мне известно.

— Вероятно, это значит, что они не подозревают о нашем присутствии здесь. Вперед, скорее.

Но один из всадников остановил его:

— Гегемон…

— Богами заклинаю! — воскликнул Дионисий. — Говорите все, что имеете сказать, и давайте поторапливаться, ну же!

— Они совершили нечто, что тебе не понравится…

Дионисий попытался представить себе, каким образом они могли на таком расстоянии нанести ему удар, но ему ничего не приходило в голову.

— Они вскрыли гробницу твоей супруги, гегемон… — продолжал воин.

— Нет! — вскричал Дионисий.

— И надругались над ее телом… Собаки его…

Дионисий заорал еще громче, охваченный такой яростью, что воин умолк и замер; он же тем временем вскочил на коня и бросился вперед, размахивая мечом, словно видел перед собой врагов.

— За ним! — воскликнул Лептин. — Он вне себя!

Но в гневе Дионисий сохранил предельную ясность ума. Проезжая мимо корабельных верфей Большого порта, он велел взять оттуда вара и поджег ворота, чтобы через них могли проехать его люди.

Конница расположилась на агоре. Спешившись, аристократы держали совет. Было решено назавтра созвать Народное собрание и объявить низвергнутым «тирана». Так они отныне условились называть своего политического противника.

Появление последнего застало их врасплох. Дионисий же, памятуя о том, как его самого, вместе со сторонниками Гермократа, окружили в этом самом месте, распределил своих воинов по улицам и переулкам вокруг площади, чтобы блокировать все входы и выходы. Затем он отдал приказ о начале атаки и сам первый бросился вперед, в ярости размахивая мечом, не забывая прикрываться щитом, отдаваясь схватке неистово, без остатка.

Не спасся никто. Жизнь не сохранили ни одному из заговорщиков — даже тем, кто с плачем бросался к его ногам, умоляя о пощаде.

Среди ночи он сам, при участии Лептина, сжег подвергнутые осквернению останки Ареты на наскоро устроенном погребальном костре, собрал пепел и захоронил его в тайном месте, одному ему известном. И в ту же ночь в еще более тайном, сокровенном месте своего сердца он похоронил всякое милосердие и всякую жалость.

Встреча самых проверенных соратников произошла в доме Филиста в Ортигии. Помимо Дионисия, на ней присутствовали хозяин дома, Иолай, Дориск и Битон; позже к ним присоединился Гелорид, раскрасневшийся от спешки. Лептин явился последним и, по знаку Дионисия, приступил к докладу:

— Они разграбили Камарину, но на этом не остановились. Идут сюда.

— Ты уверен? — спросил Дионисий, не выказывая особого замешательства.

— Пожалуй, да. Дорога, по которой они движутся, ведет в наши края; не думаю, что они намерены просто нанести нам визит вежливости.

— Пусть даже они доберутся сюда — здесь и остановятся. Наши стены не поддались даже афинянам. Наш флот цел и невредим, армия тоже. Зачем им идти на предприятие, заведомо обреченное на неудачу?

— Они уверены, что победят, — вмешался в разговор Филист. — Их наемники — первоклассные воины, а если они погибнут, никто не станет жалеть, никаких публичных похорон, никаких речей, никаких надгробных надписей. Их тела сбросят в ров, сверху насыплют две лопаты земли — и все дела. Мы же держим ответ за каждого, кого теряем, — перед его семьей и перед городом.

— И это кажется мне правильным, — заметил Дионисий. — Ведь мы греки.

— У каждого из нас есть семья, — добавил Битон.

— Верно, — подтвердил Дионисий. — Но тогда каким образом семьдесят лет назад Ферону, тирану Акраганта, и Гелону Сиракузскому удалось уничтожить карфагенскую армию в Гимере? Я скажу вам как. Они получали всякого рода ресурсы, материальные и людские, с обширной территории. А мы представляем собой лишь скопления домов на прибрежных утесах, которые они по очереди атакуют. И потому смогут захватить — один за другим. Теоретически наши войска превосходят их в вооружении и они лучше обучены, но в нашей армии нет истинной согласованности в командной цепочке. Кто угодно в любой момент решает, что пора уходить, — и уходит. И никто его не может остановить. Внезапно тебя покидают пятнадцать, двадцать тысяч человек — и вот уже у противника серьезное численное превосходство. А все почему? Потому что им нужно возвращаться домой, на сев. На сев, понимаете? Геракл свидетель, война — это ведь серьезное дело! Это дело для профессионалов.