Гиллеспи и я - Джейн Харрис

Само собой разумеется, ежедневные публикации в газетах о розыске пропавшего ребенка породили массу слухов, и легкомысленные читатели изо всех уголков города то и дело сообщали, что видели Роуз. Маленькие девочки, подходящие под ее описание, были замечены на вокзале Бридж-стрит, затем в рощице в восточном районе Глазго и в центре на Кэндлриггс-стрит. Кроме того, ее якобы видели в Килмарноке, Питтенвиме и Обане. Поскольку в первую очередь под подозрение попали обитатели Винегархилла, чаще всего подобные известия приходили из Ист-Энда: как-то вечером ее видели на Лондон-роуд, одетой с чужого плеча и идущей за руку с толстой ирландкой; на следующий день прохожие на Хай-стрит оборачивались на плач ребенка, которого тащил за собой высокий мужчина в твидовой кепке; а одна дама на пароме в Оутлендс заметила девочку в голубом платье, без конца задающую вопросы неизвестной женщине: «Мы едем к маме?» и «Где папа?».

Полиция тщательно расследовала каждое сообщение — но, к несчастью, пока безрезультатно.

Вскоре поползли слухи, будто Роуз увезли на континент (во Францию или Бельгию) и продали не то в заведение с дурной репутацией, не то богатому сластолюбцу. В газетах и пабах поговаривали о белом рабстве и о чудовищном подпольном мире, в котором толстосумы, с ведома полиции и власти, беззастенчиво покупают детей для удовлетворения мерзких похотливых желаний. Согласно другой версии, Роуз не увезли за границу, а держали в Ист-Энде, в каком-то борделе, где до поры до времени ее оставили бы девочкой на побегушках, а затем — спустя всего несколько лет — заставили работать.

Газетчики становились все изобретательнее в попытках добиться встречи с несчастными родителями. Почтовый ящик Гиллеспи заваливали просьбами и приглашениями. Согласен ли мистер Гиллеспи дать интервью? Желает ли он с супругой заполучить бесплатный фотопортрет? Соблаговолит ли принять билеты в театр? Выпьет ли чаю с редактором и его женой? Одна иллюстрированная газета напечатала большой и точный шарж на Неда (разумеется, авторства Мунго Финдли), и с тех пор Гиллеспи осаждали совершенно незнакомые люди: при виде его разговоры умолкали; прохожие провожали взглядом; а неизвестные мужчины при встрече поднимали шляпы, выражая соболезнования.

По непонятной причине, словно стараясь запутать и без того таинственную историю, автор записки о выкупе хранил упорное молчание. Изначально ожидалось, что за первым письмом вскоре последует второе, с инструкцией о передаче денег, однако похититель не давал о себе знать и спустя месяц после исчезновения Роуз так и не прислал второго письма.

* * *

Как-то в начале июня, в субботу, я шла по району Блайтсвуд — аккуратной сетке улиц в западной части города, увенчанной площадью на одноименном холме. Весь день я простояла на углу улиц Бьюкенен и Сент-Винсент, раздавая листовки, и теперь возвращалась домой, едва волоча ноги. Лишь несколько соучениц из Художественной школы составили мне компанию — со дня исчезновения прошло уже почти пять недель, и многие потеряли надежду. Казалось, большинство людей разделяют негласное мнение: чем дольше Роуз числится в розыске, тем меньше вероятность, что ее вообще когда-нибудь найдут.

Я все сильнее беспокоилась за Неда и Энни и была готова проведывать их каждый день. Однако Гиллеспи дали понять друзьям и соседям, что, проведя на людях целый месяц, нуждаются в некотором уединении, и я позволяла себе навещать их примерно раз в три дня, как бы мне ни хотелось видеться чаще. Разумеется, при этом я постоянно общалась с Элспет и была в курсе основных событий, но, как вы понимаете, время работало против нас.

Я взяла за обыкновение бродить по городу, заглядывая во все переулки в надежде хоть краем глаза увидеть малышку в голубом платье. Итак, в ту субботу я уже почти свернула на Уэст-Кэмпбелл-стрит, как вдруг заметила впереди небольшую толпу. Вблизи оказалось, что это очередь в галерею Гамильтона: там все еще продолжалась выставка Неда. Элспет говорила, что в мае посетителей стало больше, и Гамильтон отложил закрытие. В некоторых газетах писали, что отец Роуз — художник, иногда уточняя, что его полотна можно увидеть в известной галерее на Бат-стрит; газета «Ивнинг таймс», ни разу прежде не упомянувшая о выставке, внезапно отправила туда своего корреспондента и опубликовала соответствующую статью. Судя по всему, критика потрясли недавние картины из Кокбернспата, особенно та, где две девочки в лесу убегают от неизвестной опасности. «Быть может, художник изобразил собственных детей? — спрашивал он. — Остается только отметить, что жуткие сюжеты оказались в какой-то мере пророческими». В целом рецензия была благосклонной, и не исключено, что именно благодаря ей у галереи образовалась очередь.

Из любопытства я решила пройти мимо. Публика в очереди собралась разношерстная: кто-то курил, кто-то поплевывал на землю, а кто-то, сунув руки в карманы, привалился к ограде. Как ни странно, тут были даже целые семьи, хотя детей редко водят в частные галереи. Некоторые мальчики и девочки, скучая, расселись на крыльце, а другие играли на обочине. Полная румяная женщина грызла арахис, швыряя скорлупу под ноги, а ее подруга укачивала орущего младенца. В основном толпа состояла из людей, которых обычно не встретишь на таких мероприятиях; многие из них гораздо больше походили на завсегдатаев парковых паноптикумов и палаток с выпивкой.

Очередь тянулась вверх по ступенькам и исчезала за входной дверью. В окнах галереи появились написанные от руки объявления. Первое гласило «Выставка Гиллеспи продлевается», а во втором сообщалось о вознаграждении в двадцать фунтов за любые сведения, которые могут помочь в поисках дочери художника.

У крыльца беседовали две дружелюбные женщины примерно моего возраста. Ради интереса я решила спросить, куда выстроилась такая очередь. Одна из них — пухлая и розовощекая дама — указала на здание.

— Там выставка… Слыхали про малышку Роуз, которую разыскивает полиция?

Я кивнула.

— Так вот, у нее отец — художник, и вроде бы на его картинах даже есть та самая девчушка.

— О, надо же!

Я поблагодарила за ответ и двинулась дальше, ощущая странную тяжесть в груди. Похоже, всего за месяц картины Неда Гиллеспи стали сенсацией.

Весь июнь в галерее не было отбоя от посетителей. Благодаря Неду люди толпились и в соседнем, главном зале; в результате полотна из постоянной экспозиции продавались чаще. Сначала Гамильтон продлил выставку Гиллеспи на две недели, затем еще на несколько, устроив параллельный показ работ местных художников в главном зале. У мрачного стиля Неда появились свои ценители, и к концу месяца был продан даже самый зловещий пейзаж. В прессе регулярно появлялись новые рецензии. Журналист «Норт бритиш дейли мейл», посетивший выставку, назвал полотна Неда «плодом больного воображения талантливого, но одержимого человека». После выхода его статьи в галерею хлынули новые толпы — люди, в общем-то равнодушные к живописи, спешили посмаковать чужое горе, словно стервятники. Вероятно, некоторые рассчитывали увидеть Неда лично, но со дня пропажи Роуз он не показывался в галерее.

В июле Гамильтон, как истинный делец, написал Неду и, выразив очередные соболезнования, осторожно высказал пожелание снова продлить выставку. Нед дал понять, что ему совершенно безразлично. Я случайно видела его ответ Гамильтону на полочке у зеркала, нацарапанный наспех на обрывке обоев. В письме Нед сообщал, что у него нет ни времени, ни желания забирать картины и что полотна могут «висеть сколько угодно, пока не сгниют». Таким образом, закрытие выставки было отложено на неопределенный срок.