Китаец - Хеннинг Манкелль

Стуре Херманссон дружески ущипнул Биргитту Руслин за плечо:

— Теперь-то, может, расскажете, чем вас так заинтересовал этот китаец? Денег вам задолжал?

— С какой стати?

— Все всем что-то задолжали. Когда о ком-нибудь спрашивают, зачастую оказывается, что дело в деньгах.

— Я думаю, этот человек может ответить на кой-какие вопросы, — сказала Биргитта Руслин. — Увы, больше ничего сообщить не могу.

— И вы не из полиции?

— Нет.

— Но вы не из местных.

— Верно. Меня зовут Биргитта Руслин, я из Хельсингборга. Если он снова объявится, свяжитесь со мной, ладно?

Биргитта Руслин записала на листке свой адрес и телефон, дала Стуре Херманссону.

Выйдя на улицу, она заметила, что вспотела. Взгляд китайца преследовал ее. Она спрятала кассету в сумку, нерешительно огляделась. Что делать теперь? Вообще-то ей полагалось бы уже ехать в Хельсингборг. День близился к вечеру. Она зашла в церковь, находившуюся неподалеку. Села на одну из передних скамей в прохладном помещении. Какой-то человек, стоя на коленях возле толстой стены, замазывал трещину в штукатурке. Она попробовала привести мысли в порядок. В Хешёваллене нашли красную ленточку. Она лежала в снегу. Случайно ей самой удалось выяснить, что ленточка из китайского ресторана. Вечером 12 января там обедал китаец. А ночью или рано утром в Хешёваллене погибло множество людей.

Она подумала о человеке с видеозаписи Стуре Херманссона. Возможно ли, чтобы это злодеяние совершил один-единственный человек? Наверно, были сообщники, о которых она по-прежнему ничего не знает? Или красная ленточка оказалась в снегу по совсем другой причине?

Ответа она не нашла. Достала брошюру, выброшенную в мусорную корзину. Это опять-таки заставляло усомниться в связи между Ван Миньхао и случившимся в Хешёваллене. Разве изворотливый преступник оставит столь явные улики?

В церкви царил сумрак. Она надела очки, перелистала брошюру. На одном развороте был изображен какой-то пекинский небоскреб и китайские иероглифы. На других страницах — столбцы цифр и несколько фотографий улыбающихся китайцев.

Больше всего Биргитту Руслин интересовали китайские иероглифы, написанные чернилами на обложке. В них Ван Миньхао подступал ближе. Вероятно, их написал он. Для памяти? Или по иной причине?

Кто поможет ей прочесть иероглифы? Задав себе этот вопрос, она тотчас сообразила, кто именно. Внезапно вспомнилась далекая красная юность. Она вышла из церкви и с мобильником в руке прошагала на кладбище. Карин Виман, подруга по Лунду, была синологом и работала в Копенгагенском университете. Никто не отозвался, но она наговорила сообщение, попросила Карин перезвонить. Потом вернулась к машине, проехала к большой гостинице в центре города, сняла номер. Просторный, на верхнем этаже. Включила телевизор, телетекст сообщал, что ночью ожидается снег.

Она легла на кровать, стала ждать. Из соседнего номера доносился мужской смех.

Разбудил ее телефонный звонок. Звонила несколько удивленная Карин Виман. Когда Биргитта Руслин объяснила свое дело, она попросила ее переслать страницу с иероглифами по факсу.

Портье помог Биргитте Руслин с факсом, она вернулась в номер и опять стала ждать. На улице совсем стемнело. Скоро она позвонит домой и скажет, что из-за непогоды задержится еще на одну ночь.

Карин Виман перезвонила в половине восьмого:

— Написано кое-как. Но я, пожалуй, могу разобрать.

Биргитта Руслин затаила дыхание.

— Это название больницы. Я проверила. Она расположена в Пекине. И называется Лонфу. Это в центре города, на улице Мэй Шугуань Хоуцзе. Поблизости от большого художественного музея. Если хочешь, пришлю тебе карту города.

— Спасибо.

— А теперь объясни мне, зачем тебе все это понадобилось. Проснулся давний интерес к Китаю?

— Пожалуй. Подробнее расскажу позднее. Можешь прислать карту на тот факс, каким пользовалась я?

— Жди через несколько минут. Но по-моему, ты что-то темнишь.

— Чуточку терпения. Я расскажу.

— Надо бы повидаться.

— Знаю. Встречаемся слишком редко.

Биргитта Руслин спустилась в холл, подождала. Факс с картой Пекина пришел через считанные минуты. Карин Виман нарисовала на нем стрелку.

Биргитта Руслин почувствовала, что проголодалась. В гостинице ресторана не было, поэтому она сходила за курткой и вышла на улицу. Картой можно заняться по возвращении.

В городе темно, машин мало, пешеходов тоже. Портье порекомендовал ей итальянский ресторан по соседству. Там она и поужинала в почти пустом зале.

А когда опять вышла на улицу, начался снегопад. Она зашагала в сторону гостиницы.

Внезапно остановилась, оглянулась назад. Откуда ни возьмись нахлынуло ощущение, будто за ней наблюдают. Но вокруг не было ни души.

Она поспешила в гостиницу, заперла дверь номера на цепочку. Потом, спрятавшись за шторой, выглянула в окно.

Все как раньше. Ни души. Только снег валит стеной.

Ночью Биргитта Руслин спала тревожно. Несколько раз просыпалась, подходила к окну. Снегопад не прекращался. Ветер намел у стен домов высокие сугробы. Улицы безлюдны. Около семи она проснулась окончательно — под окнами громыхали снегоочистители.

Перед тем как лечь спать, она позвонила домой, сказала, в какой гостинице остановилась. Стаффан выслушал, но расспрашивать не стал. Удивляется, наверно, подумала она. Уверен он только в том, что я ему не изменяю. Но откуда у него такая уверенность? Мог бы хоть раз-другой заподозрить, что я нашла другого, который намерен заняться моей сексуальной жизнью? Или уверен, что я готова без устали ждать?

В минувшем году она временами спрашивала себя, способна ли завести роман с другим мужчиной. Однако так и не поняла. Может, в первую очередь потому, что не встретила привлекательного для себя мужчину.

То, что Стаффан никак не выказал удивления по поводу задержки с возвращением домой, вызвало у нее злость и досаду. В свое время мы научились не копаться слишком глубоко в душевной жизни друг друга. Всяк нуждается в пространстве, куда никому доступа нет. Но это не должно превращаться в безразличие к тому, чем занят другой. Мы к этому идем? — думала она. Может, уже пришли?

Она не знала. Но чувствовала, что необходимый разговор со Стаффаном неумолимо приближается.

В номере нашелся электрический чайник. Биргитта заварила чашку чая и села в кресло с картой, полученной от Карин Виман. Комната тонула в полумраке, освещенная только лампой возле кресла да беззвучно работающим телевизором. Читать карту было трудно, копия скверная. Она поискала Запретный город и площадь Тяньаньмынь. Множество воспоминаний всколыхнулось в душе.

Биргитта Руслин отложила карту, думая о дочерях и их возрасте. Разговор с Карин Виман напомнил ей ту девушку, какой она была когда-то. Так близко и одновременно далеко-далеко. Одни воспоминания отчетливы, другие блекнут, становятся все более смутными. Некоторые люди значили тогда очень много, а теперь я даже их лиц не помню. Других же, куда менее важных, вижу сейчас как наяву. Все постоянно движется, воспоминания приходят и уходят, вырастают и уменьшаются, утрачивают или обретают важность.