Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– Ладно, – помолчав, сказала Моника, как будто они о чем-то договорились. – Ты как? Проголодалась?

– Что?

– Ну, это, конечно, не «Гардуньо», – кивнула в сторону ресторана Моника, – но если ты хочешь блинчиков или еще чего-нибудь, мы как раз успеем.

– Думаю, тебе лучше отвезти меня домой, – покачала головой Амина.

Альбукерке, 1982–1983 годы

Вскоре после того, как он чуть не угробил себя и Амину, Акил заснул на три месяца. Не в буквальном смысле, конечно. Спал он с перерывами, однако с декабря по февраль его будто одолела лихорадка от переутомления. Он засыпал на стульях, диванах и ковриках сразу после возвращения из школы, глаза бегали туда-сюда под тонкими шелковистыми веками. Бесконечный поток слов сменился инфантильной сонливостью, он с трудом мог сфокусировать взгляд и открывал рот только для того, чтобы поесть или захрапеть. У него нет сил даже думать, отвечал он на любой вопрос, ни капли не кривя душой.

В первую неделю Амина с Камалой совершенно не понимали, что с ним делать. Многословные тирады, которыми раньше разражался Акил, безусловно, утомляли, но его внезапное молчание казалось просто зловещим.

– А в школе он так же себя ведет? – спросила Камала, потирая лоб.

– Понятия не имею, – потуже затянув резинку на волосах, ответила Амина и скрестила руки на груди.

За молчание ей платили. На следующий день после «аварии», как они с Акилом называли то происшествие, они заключили договор. Теперь Амина будила его после обеда, следила, чтобы он не прикрывал глаза за рулем, и никому об этом не говорила. За все это Акил платил ей четыре с половиной доллара в неделю. Однако его нынешняя сонливость все-таки отличалась от прежней, и это настораживало. Раньше он быстро вырубался на короткое время, не то что теперь. Амина взглянула на брата, на его полуоткрытый рот, подергивающийся нос.

– Наверное, у него грипп, – заключила Камала, и Амина кивнула, чтобы, не дай бог, не сболтнуть лишнего.

Когда пошла вторая неделя Большого сна, они принялись проводить странные эксперименты. Во вторник Амина пинала брата по щиколоткам, пока тот наконец не открыл глаза и не оттолкнул ее. В четверг за ужином Камала вдруг крикнула: «Так что там насчет твоей теории просачивания благ?», отчаянно пытаясь разговорить сына. В пятницу они по очереди сильно трясли его, пока он не проснулся.

– Какого хрена? – хрипло прокаркал Акил пересохшими губами и посмотрел на них мутным взглядом.

– Что происходит? – спросила Камала неестественно бодрым тоном, который совершенно не соответствовал встревоженному выражению ее лица.

Акил таких тонкостей не замечал, поэтому резко перевернулся на другой бок, отчего диван издал жалобный стон.

Камала посмотрела на сына, словно на банку с неизвестным содержимым, откуда-то появившуюся в холодильнике, и произнесла:

– Ну, по крайней мере, у него есть аппетит.

Аппетит? Можно сказать и так. Каждый вечер за ужином Акил поглощал совершенно феноменальное количество еды: горы риса, стопки чапати, океаны идли и целые курицы бесследно исчезали с его тарелки. Однажды Амина своими глазами видела, как он съел пакет апельсинов за один присест.

Под конец третьей недели Камала присела на подлокотник дивана и спросила Амину, как будто продолжая разговор:

– И что он сам об этом говорит?

– О чем? – отозвалась Амина, перевернув страницу книги и почувствовав, как от сознания собственной вины начинает дрожать верхняя губа, а подмышки покрываются липким потом.

– А вот об этом постоянном «хочу спать», – уточнила Камала, воздев над головой Акила согнутый палец.

– Ничего он мне про это не говорит.

Амина сказала правду. Трижды она пыталась потолковать с братом о его странном поведении, но Акил либо погромче включал радио, не обращая на нее никакого внимания, либо обвинял сестру в том, что она пытается набить себе цену и нагреть руки.

– Думаешь, у него депрессия?

– У него всегда депрессия.

– Неправда! Он всегда злится, – возразила Камала, убрала с ресниц сына кусочек пуха, внимательно разглядела его и выкинула, но Акил даже не пошевелился. – С ним в последнее время случалось что-нибудь плохое?

– Кроме того, что было в Салеме?

– Это произошло не с Акилом, – прикусив губу, заморгала Камала и, недовольно раздувая ноздри, взглянула на Амину.

– Я знаю, просто мы…

– Не с Акилом. И не с тобой, – перебила Камала, подошла к креслу, в котором сидела Амина, наклонилась к ней и неожиданно поцеловала ее в макушку. – С вами все в порядке, – быстро произнесла она, сжала плечо дочери и унеслась на кухню.

Произнесенные вслух, эти слова странным образом что-то изменили в душе Камалы. Незаметно началась пятая неделя Большого сна, а ей вдруг стало легче. Она порхала вокруг плиты, готовила печенье и халву в жестяных коробочках, которые Акил опустошал до дна перед тем, как забыться сном, с крошками на губах. Однажды мать застала Амину наклонившейся над диваном, отвела ее в сторону и таким тоном, будто та щипала брата, сказала: «Хватит!»

Однажды в канун Рождества Димпл и Амина стояли в комнате Акила и смотрели на его неподвижное тело.

– Может, у него, на хрен, одержимость? – предположила Димпл, изо всех сил копируя манеры Минди Луян, хотя наступивший праздник и разлучил ее с подругой на целых двадцать четыре часа. – А что твой папа говорит?

– Он очень занят на работе. А с Акилом такое бывает только днем, когда папы нет дома, так что это замечаем только мы с мамой.

– А что говорит наша Богиня всевышней нетерпимости?

– Думает, с ним все в порядке, потому что он не в депрессии.

– Ну и хорошо… – протянула Димпл, бросив взгляд на подоконник. – Слушай, а ты знаешь, где он прячет сигареты?

Ничего хорошего в этом не было. Машины семейств Курьян и Рамакришна отъехали от дома и скрылись из виду, Томас забормотал что-то по поводу внеурочных обходов в больнице, Камала принялась раскладывать оставшиеся идли в контейнеры, чтобы убрать в морозильник, а Амина уселась на бинбег Акила читать книжку, время от времени поглядывая поверх страниц на брата. На следующей неделе она всерьез заволновалась. Разве это нормально – спать больше шестнадцати часов в день, если ты, конечно, не кошка?

– Мне кажется, он болен! – громко заявила она после ужина в следующий понедельник.

Чаша ее терпения переполнилась. Зимние каникулы закончились, а Акилу стало только хуже: он приходил из школы домой и бросался к дивану со страстью алкоголика, хватающегося за бутылку.

– Ты же сама говоришь, что в школе у него все хорошо, – отозвалась Камала, оттирая губкой плиту.