Прискорбные обстоятельства - Михаил Полюга

Но и проигрышный момент может нести в себе положительное начало. И я обнял Капустину с тем большим пылом, чем менее всего желал ее сейчас видеть, и расцеловал в обе щеки:

— Светлана Алексеевна, да вы просто прелесть!

Ну, что теперь скажете, милые дамы? Квитко посияет, самую малость порадуется, а что случится потом — как знать… Что до Капустиной, то она попала на середину пьесы и пока разберется в сюжете, мелодрама может перерасти в водевиль…

Ату вас! В запутанных ситуациях лучший выход из положения — еще больше все запутать. Две молодухи, да еще одного возраста, да еще на свободе — грешно не столкнуть их лбами! Пусть не понимают, что, где и почем, подозревают одна другую в неблаговидных поступках, пусть даже слегка ревнуют, когда больше внимания достанется одной из них, а я стану напускать туману, мутить воду и приударять за обеими сразу.

Правда, Капустина — девочка умная, наблюдательная, себе на уме, ее так просто не проведешь. И хоть глаза ее улыбаются сейчас мне — как же, такая неожиданная встреча! — эта улыбка ровно ничего для меня не означает. Кроме того, она не героиня моего романа: остроносая, скуластая, короткостриженая, волосы бесповоротно, добела сожжены перекисью… Разумеется, ничего страшного, но в последние годы брюнетки по ряду причин мне более интересны…

— Рассказывайте, как вы сюда попали, Светлана Алексеевна, — сделав вид, что позабыл о Квитко, я обнял Капустину за плечи, увлек ее в номер и усадил на свою кровать.

Однако же я и строптивицу старался не упускать из вида: ну, матушка Лилия Николаевна, вот вам в отместку моя спина, что вы на это скажете?

Капустина поведала, что откомандирована на тот же семинар, что и мы с Квитко. Еще утром приехала поездом, и с ней — два оперативника из отдела по борьбе с торговлей людьми. Если бы знала, что и я буду здесь, да еще на машине, напросилась бы мне в попутчики.

Кой черт! Что-то вас многовато собралось на мою голову — высадился целый десант соглядатаев! Вот бы случилось для них счастье, если бы по недоразумению администратор поселила нас с Квитко в один номер!

— Разумеется, Светлана Алексеевна, — сказал я противное тому, о чем подумал, — назад поедем вместе с вами. А теперь за встречу надо бы выпить, да вот прискорбные обстоятельства…

— Вы с Лилией Николаевной уже все выпили? — не без легкой иронии в голосе сообразила Капустина. — Дело поправимое: нас с ребятами львовские коллеги пригласили в одно местечко, давайте-ка и вы с нами.

«Как, еще одно местечко?» — обернулась ко мне Квитко, и я невольно улыбнулся ее наивному, проговаривающемуся взгляду: ничего не попишешь, мадам Каприза, жизнь иногда удивляет многообразием, особенно после нудного, ежедневного затворничества в нашей «монастырской» управе…

На скорую руку я привел номер в порядок: затолкал остатки продуктов в холодильник, смел с полированной поверхности тумбочки хлебные крошки и влажной салфеткой вытер липкие пятна на месте неосторожно пролитого бренди. Квитко без особой охоты помогала мне в этом неблагодарном деле — неблагодарном потому, что за все время, пока я занимался уборкой, а моя несостоявшаяся женщина в ванной мыла под краном грязные тарелки, стопки и стаканы, Капустина не сводила с нас подозрительного взгляда. А ведь подозревать, по большому счету, было нечего: так, суета сует, не более того.

Затем втроем мы спустились на первый этаж и в кафе выпили по чашке кофе: Квитко — под неизменную сигарету, а мы с Капустиной — с дольками черного шоколада, поданного вместе с кофе.

— Замечательное сочетание: горячий кофе и холодная вода! — сказал я, испытывая истинное наслаждение не столько от вкуса кофе, сколько от самого ритуала: глоток кофе — глоток воды — немного шоколада, и все это неспешно повторить, и снова повторить…

— Да вы сибарит, Евгений Николаевич! — засмеялась Капустина. — Вам бы еще турецкий диван да мягкие подушки…

— И несколько жен в придачу, раз уж помянули Турцию. Не хотите за меня замуж — вы да вот Лилия Николаевна? Хотя бы на эти три дня? Да! Полезная, скажу вам, вещь — научно-практические семинары!

Квитко поперхнулась сигаретным дымом и свела глаза к переносице.

— За вас? Замуж? — подумала секунду-другую Капустина, пристально посмотрела мне в глаза и вдруг на полном серьезе сказала: — Да хоть сейчас! Только не на три дня, а навсегда.

«Черт! Занесло не в ту степь! — запоздало спохватился я, прикрыл глаза и отпил из чашки, изображая, что ничего в данный момент не занимает меня так, как вкушение кофе с холодной водой. — Прикуси-ка лучше язык, трепло! Давно известно: легкомысленная болтовня не всегда идет нам на пользу. Надо бы поостеречься с этой Капустиной. Ты посмотри, замуж она готова! Но странное дело: готова хоть сейчас… Да, неисповедимы пути Господни!»

Ресторан назывался «Старе місто». Это и в самом деле было давнее, как и всё во Львове, здание с большим, вместительным залом и прямоугольными колоннами по периметру, напоминающее зал дворянского собрания, переделанный в наши дни под питейное заведение. Сплошь уставленный громоздкими дубовыми столами, зал был переполнен, несмотря на отнюдь не символическую плату за вход, оглушен музыкой и притравлен густыми клубами сигаретного дыма. Музыкой в ресторане заправлял диск-жокей, расположившийся на эстраде, но, в отличие от банальной дискотеки, бывший здесь лицом второстепенным: его вместе с аппаратурой заслоняли от публики три полуголые девицы, отжигавшие на эстраде с недорослем, мутноглазым, белолицым, субтильного вида парнем с повадками голубого. И все-таки секрет популярности заведения оказался сокрыт в ином: по залу то здесь, то там на столы взбирались испившие пива, а то и чего покрепче посетительницы и пускались в пляс, переступая между тарелками с едой, бокалами и рюмками и оскальзываясь в лужицах пролитого на дубовые столешницы спиртного.

— Вот так так! — крикнул я Капустиной, обосновавшейся за столом слева от меня, с трудом перекрывая грохот девятого музыкального вала. — Сапоги на шпильках, цокающие подковки, отсутствующие взгляды, и музыка — будто сегодня последний день света… Полное раздолье оторвам. Сначала подтирают подошвами плевки и окурки на тротуарах, а после елозят ими подле своих тарелок. И как не противно?

Потом я повернулся вправо и, приблизившись вплотную к Квитко, сказал ей на ухо:

— Замечательный ресторан, но вдвоем здесь нечего делать. Интересно, сколько в этих динамиках децибел?

Мы — Квитко, Капустина, я и еще человек пять, мне не знакомых, — сидели за столом, наполовину укрытым от прочих посетителей массивной колонной, через силу что-то пили и ели и кое-как общались, перекрикивая, когда это было возможно, музыкальные синкопы, безудержно сотрясающие старозаветные ресторанные своды. Водка уже давно не шла мне впрок, я это ощущал печенкой, почками, капризной поджелудочной железой. И как всякий раз бывало в подобных случаях, после очередной выпитой рюмки во рту оставался мерзостный водочный налет — верный признак того, что пить мне больше не стоит. И я мухлевал, как мог: прикладывал рюмку к губам, симулировал глотательное движение, а после незаметно выливал спиртное в бокал с недопитым пивом.