Всё изменится завтра - Мария Высоцкая

Старков молчал. Ему, наверное, первый раз в жизни было нечем крыть. Нечего ответить. Ее голос, взгляд, тон… все в совокупности пробивало насквозь. Ее слова медленными путами окутывали все доводы, все слова, упреки…ее искренность размозжала мозг, лишая любого словесного противостояния.

— Думай о себе, — все же разорвал молчание, — плевать на меня, мое недовольство, ор. Думай о последствия для себя. У тебя талант влипать во все происходящие неподалеку неприятности, а ты раз за разом не делаешь выводов… Я вчера был не прав, я не имел права вести себя так, — Вера удивленно посмотрела на него, — да-да, — усмехнулся, — не смотри на меня так. Я был не прав, но я это не признаю, я просто соглашаюсь с твоим мнением. И знай, что это первый и последний раз, когда я так согласился.

В дверь позвонили. Вера вздрогнула.

— Вот и наш ужин.

Артем ушел открывать дверь, а она словно приросла к окну. Не могла пошевелиться. Его слова ранили и одновременно грели душу. Его взгляд. Сейчас. Когда он все это говорил…его взгляд был другим. Заботливым…сопереживающим…она никогда еще не чувствовала, что бы он так на нее смотрел.

Когда он вернулся, то отвлек ее разговором о еде. Они что-то расставляли, потом она отправилась переодеваться в привезенные ей вещи. Хотя одеваться — это громко сказано, натянув на себя черную майку, Вера покрутилась перед зеркалом, благодаря того, кто ее выбирал. Потому что в ней оказались вставки. В такой майке не нужно было париться, что на тебе нет белья. Вытащив из пакета джинсы и свитер, лишь покрутила их в руках, кидая обратно. Коробку с обувью и чехол с курткой даже не открывала. Лишь поправила короткие шорты, оставшиеся у нее после выступления, и пошагала обратно в кухню.

Артем уже ел. Фоном негромко шумел висящий на стене телевизор. Присаживаясь напротив, Кораблева взяла вилку, наматывая на нее спагетти из пасты.

— Ты мне звонила, — Артем сунул в ее руку свой телефон.

— Что? — нахмурилась глядя на экран. В пропущенных горело пять вызовов «Ромашка». Перечитав еще раз, Вера недоверчиво открыла контакт, понимая что это ее номер. Подняла глаза на Артема.

— Что?

— Ромашка? — Старков усмехнулся.

— Перезвони. Подруга твоя наяриваяет. У меня хватило ума ответить на первый ее звонок. Послушал, какая я скотина.

Вера улыбнулась краешком губ, сползая со стула. Вышла в другую комнату, нажимая вызов.

— Наконец-то, — послышалось в ответ.

— Аль..

— Ты там совсем. Тебе мать сто раз звонила. Я не знаю, чего врать уже, что ты на репетиции телефон забыла, а время уже почти девять между прочим! — верещала в трубку.

— Спасибо тебе. Извини, я должна была раньше позвонить…

— Ладно, забей. Вещи я все твои вчера забрала, не переживай.

— Спасибо.

— Ты сегодня ночевать вообще придешь?

Кораблёва закусила губу, оборачиваясь в сторону кухни.

— Я не знаю…думаю, да.

— Ладно. Тогда останусь дома, Артур сам ко мне приедет.

— Я напишу, если что-то измениться.

— Хорошо. Вер, будь осторожней, — обеспокоенно.

— Хорошо, — скинула вызов, возвращая телефон хозяину, — Тём, что будет дальше? — замерла радом с ним.

— Спать пойдем, я устал, как собака. Завтра закину тебя домой.

— Я не об этом, — Старков отложил вилку.

— А чего ты хочешь, Вер? — как-то устало, — хочешь признаний в любви? Прогулок под луной? Чего? Я не тот человек, кто воплотит твои романтизированные мечты в реальность, понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда задавай вопросы конкретней.

— Ты сказал мне там, — махнула рукой в сторону прихожей, — ты сказал это, чтобы не расстраивать? Ты просто пожалел, да? Меня не покидает ощущение, что я навязалась…своими словами, поведением…я не хочу тебя обременять. Будь со мной честен, это важно, важно для нас обоих…

— Интересный ты человек, — побарабанил пальцами по столу, — буквально полчаса назад я слышал другие слова. Ты, кажется, сама еще не определилась, что тебе надо. Сначала определись. А уже потом, требуй чего-то взамен. Встал, выключая свет.

— Спать пошли, — вышел из кухни.

Кораблева пошла следом. Все было неправильно. Непривычно. Не так происходят подобные вещи. Не так. Только вот у нее вечно все не по-человечески, у нее все коряво, неправильно как-то.

Старков стянул с себя свитер. Расстегнул джинсы, скидывая их на пол, и увалился на кровать, почти с головой накрываясь одеялом. Вера же осталась стоять в дверном проеме.

— Вера, — откуда-то из-под одеяла, — выключай счет, ложись спать, и не морочь мне голову.

Так она и сделала. Выключила свет, осторожно залезая под одеяло. Артем не придвинулся ближе и даже не обнял. Это его отсутствие отдалось какой-то пустотой. Натянув одеяло повыше, она зажмурилась, считая про себя — нужно досчитать до ста. А завтра уже будет новый день.

Артем лежал почти на другом краю кровати. Прошло минут двадцать, но такой желанный ранее сон, так его и не настиг. Открыв глаза, он тупо смотрел в потолок. Е*нутый получился денёк, по-другому не выразишься. Перевернулся на бок, притягивая Верку к себе. Она же, сжавшаяся до этого в комок, постепенно расслабилась. Обнял, плотно накрывая одеялом.

Она почти сразу уснула в его объятиях, он отчетливо слышал, как изменилось ее дыхание, как ослабли плечи, и ее полностью поглотило царство Морфея.

Она спала, а его не покидали уродливые картинки, черные мысли…залитый кровью пол, оскал, смех…

Он уже чувствовал эту привязанность к ней. Но так же чувствовал подступающую беду. Что-то невообразимо огромное, еще едва улавливаемое, но до безумия темное…страшное.

То, что он сделал сегодня, его слова, ее взгляды, это было лишним. Неправильным. Он не должен был поступать так опрометчиво. Не должен был следовать на поводу своих желаний, но вся эта Санта-Барбара уже настолько надоела. Измучила. Невозможно вечно ходить лишь по кругам ада. Ведь в конце любого, даже самого мрачного, тоннеля должен быть свет. Свой свет он видел в ней. Точнее в своем к ней отношении. О ней хотелось заботиться. Именно заботиться. Вера была олицетворением женственности, да, еще слегка юной, где-то немного глупой, и наивной, но в ней была жизнь. Она горела, за ней хотелось следовать, но все эти светлые, приятные разуму мысли напрочь очернял он сам. Его прошлое, настоящее, все то, что он делал, делает, и еще непременно сделает. Именно это замыкало круг его личного ада. Он сам. Его мысли, холодные, расчетливые мысли, и не менее холодные слова. Все, что он получит в конце — это изуродованную душу, которая некогда была светлой, и возможно это будет даже самым лучшим исходом событий.