Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс - Мария Конникова

По сути дела, нам необходимо то, чему учит когнитивный рефлексивный тест: размышлять, притормаживать, вносить поправки. Включите систему Холмса, отключите стремление бездумно собирать подробности и вместо этого вдумчиво сосредоточьтесь на уже имеющихся деталях. А как быть со всем объемом наблюдений? Надо научиться мысленно классифицировать их, чтобы довести до максимума продуктивность рассуждений. Мы должны знать, когда не следует думать о них и когда к ним обратиться. Должны научиться сосредоточиваться (размышлять, притормаживать, вносить поправки), иначе с таким множеством идей, витающих в голове, мы ни к чему не придем. Вдумчивость и мотивация – обязательное условие успешной дедукции.

Но «обязательное» не означает «простое» и тем более «достаточное». В деле Серебряного Холмсу, несмотря на всю сосредоточенность и мотивацию, трудно оказывается проверить все возможные версии. Как он объясняет Ватсону после обнаружения Серебряного, «должен признаться, что все версии, которые я составил на основании газетных сообщений, оказались ошибочными. А ведь можно было даже исходя из них нащупать вехи, если бы не ворох подробностей, которые газеты поспешили обрушить на головы читателей». Отделение важного от несущественного, стержневой момент любой дедукции, дается с трудом даже самым натренированным умам. Вот почему Холмс не спешит действовать на основании своих первоначальных теорий. Прежде всего он делает то, к чему призывает и нас: аккуратно раскладывает факты в ряд и обрабатывает их. Даже в своих ошибках он вдумчив по-холмсовски и не позволяет включиться системе Ватсона, как бы та ни рвалась в бой.

Как же он этого добивается? Холмс движется в своем темпе, не обращая внимания на тех, кто призывает его поторопиться. Он никому не позволяет оказывать на него влияние. Он делает то, что необходимо сделать. И, кроме того, он применяет еще один простой фокус. Он все объясняет Ватсону – это происходит с завидной регулярностью на всем протяжении холмсовского канона (а мы-то думали, что это всего лишь ловкий писательский прием!). Как Холмс говорит доктору перед тем, как углубиться в непосредственные наблюдения, «лучший способ добраться до сути дела – рассказать все его обстоятельства кому-то другому». Этот принцип мы уже видели в действии – подробное проговаривание вслух, с паузами и размышлениями. Оно принуждает к вдумчивости. Заставляет обдумать логическую ценность каждого предположения, дает возможность сбавить темп мышления, чтобы не попасть впросак, как с феминисткой Линдой. Не дает упустить чего-либо важного только потому, что оно не привлекло внимание сразу или не соответствовало правдоподобной истории, которая уже сложилась у нас в голове (само собой, мы этого не осознали). Наш внутренний Холмс получает возможность слушать и вынуждает нашего Ватсона помалкивать. Мы находим подтверждение тому, что на самом деле поняли, а не решили, что поняли, потому что это решение показалось нам правильным.

В сущности, именно в момент изложения фактов Ватсону Холмс замечает то, что помогает ему раскрыть это дело. «Только когда мы подъехали к домику Стрэкера, я осознал важность того обстоятельства, что на ужин в тот вечер была баранина под чесночным соусом». Выбор блюда легко по ошибке принять за несущественную деталь, если не сопоставить ее с остальными и не сообразить, что это блюдо словно специально создано для того, чтобы замаскировать вкус и запах порошка опиума, которым одурманили конюха. Тот, кто не знал, что на ужин будет баранина с чесноком, ни за что не решился бы воспользоваться ядом, вкус которого легко уловить. Следовательно, злоумышленник – человек, знавший, что готовят на ужин. И это осознание приводит Холмса к пресловутому выводу: «Тогда я вспомнил, что собака молчала в ту ночь. Как вы догадываетесь, эти два обстоятельства теснейшим образом связаны». Стоит только начать движение по верному пути, и вероятность, что вы пройдете по нему до конца, значительно возрастет.

При этом постарайтесь припомнить все свои наблюдения, все возможные комбинации, сложившиеся у вас в воображении, но избегайте тех, что не имеют отношения к общей картине. Нельзя просто сосредоточиться на деталях, которые сами приходят в голову, или тех, которые выглядят показательными, или же самых ярких и наиболее убедительных с точки зрения интуиции. Копать надо глубже. Вы ни за что бы не подумали по описанию Линды, что она, вероятно, кассир в банке, хотя вполне могли принять ее за феминистку. Но не позволяйте этому последнему суждению влиять на последующие выводы, вместо этого исходите из той же логики, что и прежде, оценивайте каждый элемент обособленно и объективно, как часть единого целого. Кассир в банке? Маловероятно. Да еще и феминистка? Вероятность еще меньше.

Подобно Холмсу, нам следует помнить все подробности исчезновения Серебряного – за исключением досужих домыслов и теорий, невольно сформулированных на их основании. Холмс никогда не назвал бы Линду банковским кассиром-феминисткой, не убедившись, что она действительно работает кассиром.

Невероятное – не значит «невозможное»

В повести «Знак четырех» ограбление и убийство совершены в маленькой комнате, запертой изнутри, на верхнем этаже довольно большого дома. Каким образом преступник мог пробраться внутрь? Холмс перечисляет возможные варианты: «Дверь со вчерашнего вечера не отпиралась, – рассуждает он, обращаясь к Ватсону. – Окно заперто изнутри. Рамы очень прочные. С этой стороны никаких петель. Давайте откроем его. Рядом никакой водосточной трубы. Крыша недосягаема».

В таком случае как же попасть внутрь? Ватсон высказывает предположение: «Дверь заперта, окна снаружи недоступны. Может быть, через трубу?»

Нет, решительно отвечает Холмс. «Каминное отверстие слишком мало. Я уже проверил эту возможность».

«– Но как же тогда?

– Вы просто не хотите применить мой метод, – сказал он, качая головой. – Сколько раз я говорил вам, отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался. Нам известно, что он не мог попасть в комнату ни через дверь, ни через окна, ни через дымовой ход. Мы знаем также, что он не мог спрятаться в комнате, поскольку в ней прятаться негде. Как же тогда он проник сюда?»

В этот момент Ватсона наконец осеняет:

«– Через крышу! – воскликнул я.

– Без сомнения. Он мог проникнуть в эту комнату только через крышу», – отвечает Холмс, признавая такой способ проникновения логически наиболее возможным.

Что, разумеется, не так. Это крайне маловероятно, такое предположение никогда бы не возникло у большинства людей, точно так же, как Ватсон, несмотря на знакомство с методом Холмса, не сделал бы его без подсказки. Нам не только трудно отделить несущественное от по-настоящему важного: зачастую мы не принимаем во внимание невероятное, ведь наш разум отметает его как невозможное, прежде чем мы успеваем как следует его обдумать. Задача системы Холмса – сбить нас с простого сюжета повествования и вынудить задуматься о том, что даже маловероятное событие вроде проникновения в комнату через крышу может оказаться той самой подсказкой, которая нужна нам, чтобы раскрыть дело.

Лукреций назвал глупцом всякого, кто верит, что самая высокая гора в мире и самая высокая гора, какую он однажды видел, – одно и то же. Вероятно, и мы сочли бы глупым того, кто так считает. Тем не менее мы ежедневно поступаем именно так. Вдохновленный античным поэтом писатель и математик Нассим Талеб даже дал этому явлению название «проблема Лукреция». (Заметим, возвращаясь во времена Лукреция: разве это странно – считать, что твой мир ограничен тем, что тебе известно? В каком-то смысле это более явное свидетельство ума, чем ошибки, которые мы допускаем сегодня, имея в своем распоряжении столько знаний.)