Распутье - Иван Ульянович Басаргин

Эко не к месту, не дал додумать, что будет и как. Вскочил Устин с нар, зло посмотрел на Ширяева, тихо ответил:

– А вы пойдите и верните. Идите, идите. Запретите им брататься. Я не смог. Да и не смогу. Туранов, а моя рота ушла ли?

– Нет, господин штабс-капитан, она с вами.

– Вот вам и ответ, господин полковник. Но ежли бы ушла и рота, то я тоже промолчал бы. Все хотят жить, и германец тоже. Идите и поговорите с солдатами, может быть, вас поймут. Я говорить не умею. Хотя дед Михайло учил меня риторике, но не доучил, видно. Стрелять умею, рубить тоже, командовать, ежли солдат послушен. На большее неспособен.

В России будто бы тишина. Но не верит Устин той тишине, он уже слышит дикое и заполошное: «Бей! Круши! Мы старый мир разрушим…» А что будет затем? Вчера прищуренный глазок винтовки смотрел в спину Устину. Обернись Устин, и пуля вонзилась бы между лопаток. Чувствовал, но не обернулся. Не нажал на спуск стрелок. Может быть, струсил, а может быть, пожалел мужицкого офицера? А сегодня этот мужицкий командир чуть не полоснул из пулемета и по тому неизвестному стрелку, и по своим ребятам. В глаза им не может смотреть Устин, и потому, что они братались, и потому, что он, командир, чуть их не убил.

– Ромашка, кто видел, что я бросался к пулемету?

– Я и Туранов, остальные глазели на братание.

– Страшно мне, Ромашка. В Питере били своих, здесь я чуть не оказался карателем. Но ведь и наши неправы… Брататься с врагом! С теми, кто убивал наших! Это всё равно, что руку убийце подать.

Опомнись, Русь, остановись, присядь на придорожный камень, подумай! Еще есть время подумать. А если без дум, то превратишься ты в разворошенный муравейник. Это жутко, Русь! Это страшно!

Пришло письмо от Колмыкова. Он писал, что, мол, работы по горло, занят организацией антибольшевистской армии, чтобы преградить путь большевизму, который может хлынуть и на Дальний Восток.

Устин нервно захохотал, сминая письмо.

– Вот те и большевик! Ошибся генерал Брусилов. Не большевик Колмыков, а самый обычный авантюрист. Хотел быть в глазах солдат героем, на том и играл. Трус и сволочь! Большевик и антибольшевик. Уж, скорее, кто был крамольником, так Иван Шибалов. Этот-то читал даже на фронте запрещённую литературу. Читал Плеханова и Ленина. Из прочитанного делал выводы, говорил о будущем России Устину. Чего скрывать, не один пуд соли они вместе съели. Не раз спасали друг друга от смерти. Шибалов грамотен, начитан. Учился в Петроградском Технологическом институте, перед войной его выставили, ушел в школу прапорщиков, служил, затем война. Был эсером, но, когда ему предложили совершить террористический акт, ушел из этой партии. Только и сказал: «В спину стрелять не буду». Он еще в начале войны говорил Устину: «Эта война поднимет мир на дыбы. И Россия, лапотная и голодная Россия, такое выкинет, что мир удивится. Она превратится в огромное поле боя, где стрельба в спину станет обычным делом. Воевать будут все, даже те, кто не хотел бы. Война всех затянет в свою воронку».

Прав оказался Иван Шибалов. Поздно взывать к разуму и кричать, мол, стойте, люди! Пусть в этом мире восторжествует разум! Поздно: люди перестали понимать друг друга. Глыба уже поползла с горы, жди большего обвала, который сомнет и перекрутит мир. Поостерегись, Устин. Первый аккорд дан. Будет и второй.

Мечется Устин. Обманули его царь и генералы, струсили, предали! Хотя не так уж плох был для Устина царь Николай Второй. Храбрых, похоже, любил, хотя сам, как оказалось, был не из храбрых. Отказаться от престола… Да что там! Саблю вон – и в бой! Нет, не выхватил он сабли, чуть шикнули на него, и он, покорный, сдался. Показалось, что царь пристально посмотрел Устину в глаза и отвернулся. Жалко стало Устину царя.

Где сейчас Иван Шибалов? Уж он-то бы объяснил что и как. Помог бы выбраться Устину из трясины, которая начала засасывать. Ранение у Шибалова было серьёзное, больше года может проваляться в госпитале. Не повезло. А может быть, наоборот: всё передышка. Вот бы и Устину так, отупел уже от крови и войны…

Вспомнилось, как они с Шибаловым находились в разведке, где батальону приказано было не вступать в бой, а узнать намерения противника. Шибалов отобрал самых отчаянных. Они ушли за линию фронта, лежали в рощице, считали пушки, солдат. Лавина передовых войск противника прошла. Шибалов, пожевывая соломинку, размышлял вслух:

– Самые опасные для нашего строя – это большевики. У них самая ясная и чёткая программа. У них точные и далеко идущие планы. Они поведут за собой народ, сомнут всех противоборствующих и инакомыслящих. И на развалинах старого мира будут строить новый. Программу большевиков ты знаешь. Вот что они сделают, когда победят: накормят народ, ибо сытый ворчать не будет, затем дадут народу грамоту, приобщат его к мировой культуре, чтобы народ не просто жил и шел за лозунгами, а понимал бы суть и программу нового строя. Строя без капиталистов и помещиков. Это всё реально. И тогда, когда наши люди будут грамотны, учёны, пусть кто-то попробует нас победить…

Сколько у тебя в роте грамотных, умеющих написать письмо? Пять-десять человек. А самый грамотный ты. Но и ты далек от всеобщей культуры. Далек от понимания законов развития общества. А будь у тебя в роте все как один грамотные, знающие, это были бы не просто головорезы, а грамотно воюющие люди. Легче было бы тебе с ними или нет? Легче.

Но наше далеко неразумное правительство не хочет дать грамоту народу, сделать его культурным. Почему? Всё просто: серятиной управлять легче, меньше раздумий, меньше крамолы. Боясь народ, оно забывает, что с отсталостью народа отстает и наша промышленность, сельское хозяйство. Ты обратил внимание, что, чуть грамотнее мужик – он тут же выбивается в крепкие хозяева, чуть грамотнее рабочий – он тут же выбивается в мастера? Вот и ты стал командиром потому, что грамотен, мыслишь шире, чем простой солдат. Поставь на твое место безграмотного мужика – он не проведет так умно бой, чтобы малой кровью, он бросит солдат на пулеметы, нахрапом мужицким захочет взять.

– Но ведь есть у нас безграмотные, но умные солдаты.

– А кто сказал, что наш мужик дурак? Он самый умный среди народов, но он сир и нем. Будь наш мужик грамотнее, то давно бы потеснил своим плечом высокоразвитые капиталистические