Распутье - Иван Ульянович Басаргин

Выступали рабочие, солдаты, требовали создания единого Совета. И проголосовали за единый Совет. Для организации было предложено создать бюро из семи человек. Туда вошли Суханов, Никитин и другие товарищи.

Суханов, имеющий еще мало опыта как государственный деятель, при всем этом повёл правильную политику. Первое, что он предложил Никитину, – порвать с анархизмом и переходить на платформу большевиков. Если тот этого не сделает сейчас же, то рабочие его отринут.

Никитин понимал неправоту своих суждений, но было не так просто отказаться от своих идей, выношенных за многие годы. Государство без власти. Ни угнетателей, ни угнетенных. Хорошо. Может быть, хорошо. Но видел, что массы не принимают всерьез идеи анархистов. Без власти, и верно, может быть чёрт знает что.

На первом же собрании постановили: считать Советы центром для всех трудящихся города Владивостока и прилегающих поселков. Началась борьба, где могли победить только выдержанные и сильные.

В это время офицеры Владивостока во главе с поручиком Зосимом Тарабановым пытались создать свой Совет. Козин и Никитин немедленно прибыли на Русский остров. И здесь Никитин увидел, что только сильная власть, а не анархия может поставить Россию на ноги. Тарабанов был ранен, готовился после выздоровления выехать на фронт, но революция задержала его в этом городе. Он говорил по-военному четко:

– У всех создаются Советы: у рабочих, солдат, крестьян, – а как же быть нам? Кто мы? Если мы люди, выброшенные за борт истории, тогда прикажите нас расстрелять. Если мы люди, отторгнутые Россией, то прикажите нас изгнать за пределы России. Мы тоже люди, мы тоже хотели бы чем-то помочь возрождающейся России. Вы, господин Никитин, анархист, а мы офицеры, которым безвластие – это нож в сердце. Мы привыкли не рассуждать, а выполнять приказы командиров.

– Я не анархист, я большевик. Вы, господин Тарабанов, просто плохо были информированы.

– Значит, перекрасились. Но это дела не меняет. Я повторяю, что у нас тоже должен быть Совет, где мы могли бы решать, как и все, государственные вопросы. И мы их будем решать, хотите вы того или нет.

Никитин спокойно ответил:

– Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов – это новая революционная власть. Та власть, которая будет стоять только на защите интересов угнетенных. Вы же, люди белой кости, как были, так и остались угнетателями. Но если вы перейдете на нашу сторону, будете во всем поддерживать наши Советы, то вы с нами. Готовы ли вы отбросить прошлое и встать на новые позиции?

– Хэ, – хмыкнул Зосим, тот самый Тарабанов, который ходил в бой со стэком в руке, с папироской в зубах. За все бои он не убил ни одного противника, утверждая, что такую работу должны выполнять солдаты, а дело командира – командовать. С ним соглашались и не соглашались, но видели в нем боевого командира. Некоторые боевые офицеры даже подражали ему, бравируя своей храбростью. – Готовы ли? Может быть, и готовы, даже готовы защищать интересы России, но кем же мы будем? Кто наши интересы защитит? Выходит, что офицера может ударить, плюнуть ему в лицо любой хам? А будь у нас Совет офицерских депутатов, то мы могли бы за себя постоять. Мы готовы хоть завтра присягнуть на верность Временному правительству и, присягнув, защищать интересы России, а это значит, и интересы народа. Но если вам не нужны офицеры, если вы готовы сами нести всё бремя войны и власти, то я готов снять погоны!

Тут же картинно и демонстративно сорвал с себя погоны.

– Записывайте меня в рядовые! Я с сегодняшнего дня солдат России.

Никитин растерялся. Выходило, что Россия отвергает русских офицеров. Не знал, что и сказать. Но его выручил Козин, он ровно заговорил:

– Хорошо вы сказали, Зосим Карпович! Солдатам без офицеров нельзя, но и офицеры без солдат – никто. Переходите на сторону народа, на сторону солдат, и будете у нас красными командирами. Будем вместе защищать рабоче-крестьянскую власть. Нашу с вами власть, где не будет царя и угнетателей. Все скопом, дружно возьмемся за дело – и победим. А те, кто стоит за монархию, те, как ни крутите, будут нашими врагами. Вливайтесь в наш Совет, делайтесь нашими командирами. Милости просим! – широким жестом пригласил за собой господ офицеров Козин.

– Монархии уже нет, а есть Временное правительство, которое взяло всю полноту власти на себя. Мы готовы принести присягу новому правительству, так будьте и вы готовы признать нас, дать нам возможность создать свой Совет. У всех Советы, только у нас их нет, у тех, кто вместе с вами проливал кровь на полях России. Мы будем безгласны, будем безвластны.

– Да, мы отняли у вас власть, но мы готовы снова её дать вам, если вы будете с нами. Что, не хочется? Смердит, что солдат будет вмешиваться в дела командира? Не по нраву рабоче-крестьянская власть? Тогда решайте сами. Совет же мы запрещаем вам создавать! – отрубил Козин.

– Но это же узурпаторство. Это диктатура!

– А вы не тем же занимались? Потому молчите! – закончил Козин и вытер потный лоб рукавом шинели.

Большевики ушли. Тарабанов вскочил на стул и горячо заговорил:

– Господа офицеры! Всем теперь понятно, что мы стали никем? Нас превратили в ничто товарищи большевики. Предлагаю всем держать порох сухим. Они были плебеями, теперь ими станем мы. Что сделали плебеи? Они отобрали у нас власть! Мы должны сделать то же. К оружию! Не сдадим свою власть оборванцам. Пусть каждый из вас поклянется, что отомстит большевикам за поруганную честь!

– Шумишь ты много, господин поручик, – бросил полковник. – Честь? Что они тебе, девственность нарушили? Нет? Тогда не шуми.

Седоусый полковник, подперев голову руками, продолжал:

– Я не буду подсчитывать ошибки царского правительства, их было много, но начнем с ошибок большевиков. Они отторгли нас и тем самым поставили нас вне закона. С первых шагов сделали нас противниками, а это значит – врагами. А если бы они, захватив власть, пригрели нас, то уверяю вас, господа офицеры, большая половина нашей братии встала бы на сторону большевиков. Лучше иметь лишнего друга в этой борьбе, чем врага.

– Вы предатель! К стенке вас надо! – завопил пьяный Тарабанов.

– Помолчите, мальчишка, – остановил крикуна полковник. – Дайте вслух подумать. Предположим, они берут власть в свои руки, и мы с ними. Они же спокойно заменят нас своими командирами: неугодных – к стенке, угодных оставят при себе. В их руках будет телеграф, армия, вся государственная машина, аппарат подавления инакомыслящих. Так? Так. Они, как коршуны, начнут следить за действиями каждого командира,