Новая реальность - Олеся Шеллина

— Где её черти носят? — я пнул попавшую под ноги ветку, раздраженно посматривая по сторонам. Начинало смеркаться, а освещение парка Пале-Рояля оставляло желать лучшего. — Неужели она не понимает, что этот парк очень опасен?

— Успокойся, государь, — рядом со мной шел Румянцев, а так как я пребывал не в самом лучшем расположении духа и шел, положив руку на эфес шпаги, то со стороны наше шествие выглядело так, будто граф вышел прогуляться, а рядом с ним шел напряженный телохранитель. — Ее высочество, принцесса Филиппа, естественно, осведомлена об опасностях парка, как-никак это ее дом, но она также знает, что во дворце ей оставаться еще более небезопасно. Ее свежесть, невинность и стойкость влечет к ней, как пчел к цветку, распутников самого разного толка. Я вообще удивляюсь, как она сумела остаться такой в этом царстве разврата, начало которому положил ее отец, устраивая в этих стенах самые разгульные оргии, которым позавидовали бы жрецы и жрицы Вакха.

— Вы узнали, Александр Иванович, почему была расторгнута помолвка с инфантом Карлом? — я снова огляделся, чтобы найти хотя бы какой-нибудь указатель, указывающий, где находится этот чертов пруд с павильоном Венеры, в котором Филиппа так любит зависать. Указателей нигде не было, и мы двигались по спирали, стараясь не пропустить заветный поворот. Я искал ее, чтобы попрощаться и раскрыться, потому что утром мы уезжаем, и я с Филиппой не увижусь почти год. Румянцев нужен мне был для того, чтобы я не наделал глупостей. Александр Иванович все понимал и только усмехался, как бы говоря, что это ничего, он тоже был когда-то таким же молодым и пылким.

— Там какая-то очень некрасивая история произошла, государь. Родная сестра ее высочества была помолвлена с инфантом Луисом, но когда, согласно договору, ко двору прибыла Филиппа Елизавета, ее отношения с сестрой резко ухудшились, поговаривают, это случилось потому, что инфант Луис не на шутку увлекся ее высочеством. В итоге произошла безобразная сцена между братьями, да еще и Луиза Елизавета подлила масла в огонь. Королева Изабелла приняла сторону Луизы, и помолвка Карла с Филиппой была разорвана. При этом саму Филиппу никто не спросил о том, как она к этому относится, но я немного поболтал со старым другом, прибывшим на днях из Мадрида, так вот он утверждает, что никаких даже скрытых намеков Филиппа Елизавета Луису не подавала, и со стороны казалось, что она искренне пытается отыскать в нем положительные черты, чтобы их семейная жизнь сложилась удачно.

Я только сжал и разжал кулак. Да где же этот чертов павильон?

С Филиппой мы практически не виделись наедине, да она вообще крайне редко посещала увеселения, проводимые в нашу честь, которые были ежедневными и уже на третий день сидели в печенках не только у меня. Но я исправно появлялся на этих сборищах, потому что на них всегда можно было узнать что-нибудь действительно интересное. На четвертый день я столкнулся с Филиппой на одном из празднеств, и едва не прошел мимо, потому что едва узнал. Ее упаковали в роскошное платье, которое на ее хрупком теле смотрелось глупо, сделали высокую прическу, обильно посыпав волосы рисовой пудрой, и разукрасили лицо. Она стояла за одной из колонн, за которыми я сам любил прятаться, а ее маман занималась своим любимым делом – шпыняла дочь как могла.

— Вы только посмотрите на себя, — герцогиня шипела, как рассерженная змея. — Этот вульгарный загар никак не убирается даже тем количеством пудры, что нас вас сейчас присутствует.

Я слегка притормозил, и едва не упал, разглядев девушку, потому что я ее реально не узнал. Да как ее мать-то узнала, когда буквально оторвала от меня? Хорошо, что колонн в зале много, и можно спрятаться за одной из них, и спокойно понаблюдать за Филиппой. Держалась она достойно дочери герцога Орлеанского, регента Франции, ходила с высоко поднятой головой, но я видел, что праздник ее угнетал. Она держалась особняком, и не примыкала ни к одной из групп людей, на которые в итоге оказались разбиты все гости. Ко мне подошел Шереметьев и тихонько сказал по-русски.

— Надеюсь, ты запретишь ей так уродовать себя, когда женишься. Я, признаться, даже не сразу ее узнал, настолько она отличается от той девушки, которую увела герцогиня, — я покосился на Петьку, но промолчал, продолжая смотреть на Филиппу, остановившуюся недалеко от нас, и спрятавшуюся за веером.

И тут к ней подошла довольно миловидная блондинка.

— Ах, ваше высочество, вам так идет это платье, — промурлыкала она, оглядывая Филиппу, и останавливая взгляд на декольте девушки. — Вы должны признать, что французские портные настолько талантливы, что умудряются показать то, чего вовсе нет. Жаль, что вашего жениха здесь нет, он бы оценил подобное зрелище, — ах ты ж стерва, намекаешь на то, что у хрупкой девочки, которой едва исполнилось пятнадцать лет, нет таких же пышных форм как у тебя? Пальцы Филиппы, которыми она сжимала веер, побелели, и я уже готов был услышать треск ломаемых пластинок, а также был готов к тому, что она сейчас просто уйдет. Подняв подбородок, но уйдет, потому что действительно трудно было что-то противопоставить тому, что ей сейчас сказали. Ну нет у нее третьего размера, и что? Она худенькая невысокая девочка с глазами олененка, у нее и не должно быть… так, спокойно, Петр, спокойно, ей это не впервой, а при нашем дворе, она и не такое услышит. Но, к моему удивлению, Филиппа не ушла. Она улыбнулась сладкой улыбкой и таким же приторным тоном ответила.

— Ах, боюсь вас разочаровать, графиня, но это платье я привезла из Мадрида. О, вы должны признать, что насколько искусны испанские портные, чтобы показать то, чего нет, настолько же бездарны французские, чтобы скрыть то, что, по-вашему, имеется в наличии. А теперь прошу меня извинить, вдовствующая герцогиня Орлеанская желает меня видеть подле себя, — и она отошла от опешившей блондинки с истинно королевским видом.

Мы с Шереметьевым переглянулись, и Петька прыснул.

— А у нее очень даже змеиный язычок. Думаю, что тебе на этот раз действительно повезло, государь Петр Алексеевич, — и Шереметьев в знак одобрения сжал мое плечо. Я кивнул ему и направился за Филиппой, которая стремительной походкой направлялась в сторону открытых окон.

Когда я вышел вслед за ней, то увидел, что она стоит, прислонившись лбом к колонне в тени, так, что падающая на нее тень практически скрыла ее от любопытных взглядов.

— Ваше высочество, — я подошел и остановился, не подходя слишком близко. Она выпрямилась и обернулась, внимательно меня разглядывая. Молчание затягивалось, и я уже думал, что нужно что-то сказать, но Филиппа меня все же опередила.

— Я хочу попросить прощения за то, что повела себя в тот вечер слишком вольно, и, возможно, дала вам повод думать, что я вполне доступна, но вы меня не узнали, и это было так… необыкновенно. Нам нельзя больше встречаться, Петр Михайлов, это неправильно.

— Что же в этом может быть неправильным? — я невольно нахмурился.

— То, что я две ночи думала о вас, и совсем не думала о своем женихе! — она прижала руки к заполыхавшим щекам и попыталась проскочить мимо меня. Я же перехватил ее руку, думая, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы отвести ее немного дальше в парк и закончить весь этот фарс.