Сентиментальный душегуб - Наталья Александрова

Я выжидающе уставилась на него, чувствуя некоторую неловкость.

– Ты не думай, что я чурбан, – начал он, откашлявшись, – и ничего не заметил, когда ты была здесь в первый раз.

Очень интересно! Я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. Значит, он понял, что тогда я хотела у него остаться. Час от часу не легче!

– Ты знаешь, я был женат, – продолжал он.

Сейчас начнет рассказывать, как он любит свою жену и не в силах ее забыть. Мне стало скучно, и зачем я только сюда приперлась!

– Ее нет здесь уже два года, там у нее… друг, скажем так. Я тоже человек нормальный, бывали у меня тут… – Он махнул рукой и отвернулся.

Я все еще не могла понять, зачем он мне все это рассказывает.

– Теще только я не говорю, чтобы она не расстраивалась, вот она и считает меня святым, – усмехнулся он. – И вот, когда я тебя встретил, мне показалось… Нет, не показалось, – твердо поправился он, – меня заворожили совпадения. Разве может так быть, чтобы люди так мало были знакомы, а уже имели бы так много общего?

Я чуть не подпрыгнула на диване, ведь в свое время я думала то же самое!

– Но почему же ты тогда… – не выдержала я.

– Почему, почему! – закричал он. – Ну как ты не понимаешь? Я не хотел, чтобы мы тут, чтобы как со всеми! – он подошел, опустился на колени и заглянул мне в глаза:

– Я хотел чего-то большего, чтобы это было не случайно, чтобы как в сказке все было!

Ну и ну, вот это тип! Последний, так сказать, романтик.

– Чучело! – засмеялась я. – А если бы я обиделась и вообще послала тебя подальше? Шарахаться он еще от меня будет!

– Не может быть, чтобы ты обиделась, – серьезно ответил он, – все будет хорошо.

Я запустила пальцы в его шевелюру и оттрепала этого ненормального идеалиста от всей души.

– А теперь пойдем, – позвал он и повел меня в комнату Синей Бороды, как я ее называла, вторая комната в его мастерской, где раньше я не бывала, дверь всегда была плотно закрыта.

Теперь Володя распахнул передо мной дверь. И я остановилась потрясенная на пороге. Комната была довольно просторная, с высокими потолками – старый фонд! Пахло свежестью и чистотой. Стены были выкрашены светло-серой краской, ее запах чуть пробивался – видно, не выветрился до конца. Мебели в комнате было мало, только у стены стояла широкая низкая тахта, покрытая лиловым покрывалом, и в углу – консоль, где в вазе молочно-белого стекла стояли три свежие лилии, разумеется белые. Занавески на узком высоком окне были плотного белого шелка с кистями, а над тахтой висела картина продолговатой формы, где на темно-синем фоне была изображена лиловая сирень – просто ветки, усыпанные цветами. Несмотря на синий фон, картина вовсе не казалась мрачной.

– Ковер я не нашел, – нарушил молчание Володя. – Ты сказала, что тебе некуда повесить картину? Вот, это такой подарок тебе от меня. Входи…

– И что прикажешь мне делать с этим произведением искусства? – растерялась я.

– Я хочу, чтобы ты тут жила или хотя бы приходила часто, как только сможешь.

– Но я не могу тут жить, я буду чувствовать себя частью картины, так и кажется, что вокруг тахты рама! – пожаловалась я.

– А вот мы сейчас проверим! – он поднял меня на руки и потащил на тахту.

Володя позвонил мне и каким-то загадочным голосом попросил зайти к его теще. На мои расспросы он только сказал:

– Приходи – увидишь.

Когда я пришла к Нине Ивановне, я увидела сразу две необычные вещи: во‑первых, Володя был в костюме и при галстуке – я думала, что такого у него в хозяйстве не водится, а во‑вторых, – стол, накрытый не на кухне, как обычно, а в комнате. Белая скатерть, парадные чашки и всякое такое. Я даже немного встревожилась – может, он будет сейчас делать мне предложение? Но тогда почему у тещи?

Все оказалось гораздо интереснее. Оказывается, они ждали в гости американского адвоката. Я даже не успела расспросить – что за адвокат, только рот разинула от удивления, а он уже звонил в дверь.

Вошел самый обыкновенный старичок – приличный, правда, очень. На наших не похож – ухоженный, хорошо одетый. Заговорил он по-русски, хорошо, но с акцентом. Представился вежливо, но я от удивления фамилию его сразу забыла. Нина Ивановна же не стеснялась нисколько, сразу усадила старичка пить чай. Тот не отказался от чаю, но варенье есть не стал. Я нахально поинтересовалась, где он так хорошо научился говорить по-русски. Старичок не обиделся, а по-свойски ответил, что родился он в Одессе вскоре после революции, а потом в двадцать шестом году уехал с родителями в Штаты. Как уж это им удалось – я не стала расспрашивать.

А старичок перешел к делу. То есть, собственно, ко всем нам у него дел никаких, в общем-то, не было. Дело у него было к покойной Вере Сергеевне. Оказывается, ее первый муж, то есть он-то у нее был первый и единственный, это она у него была первой женой. Так вот, ее бывший муж, оказывается, давно-давно эмигрировал в Америку.

– Догадывалась я, – вставила Нина Ивановна. – Вера-то никогда не рассказывала, отчего они развелись, ведь жили хорошо, дружно, но чуяла я, что дело нечисто. А он, значит, на еврейке женился, чтобы уехать.

– Совершенно верно изволили выразиться, – обрадовался адвокат. – И уехал в семидесятые годы в первой волне. И там у нас в Штатах очень разбогател, – старичок рассказывал долго и подробно.

Насколько я поняла, бывший муж там стал самым настоящим миллионером. Причем богатство ему принесла очень странная идея. Он сначала арендовал автобус и возил на нем бедных стариков эмигрантов по всяким их стариковским делам. Платило ему за это какое-то правительственное учреждение. Оказалось, это так выгодно, что он вскоре купил автобус, а еще через некоторое время стал владельцем целого штата водителей и огромного количества автобусов чуть ли не по всему Восточному побережью. Подробности я опускаю, но муж этот бывший страшно разбогател, а пока он этим занимался, то успел похоронить свою вторую жену, ту, с которой уехал в Штаты, и жутко рассориться с сыном от второго брака, единственным сыном, так как у них с Верой Сергеевной детей не было. Как мы поняли из осторожных намеков старичка адвоката, этот сынок, не дождавшись папашиного обогащения, решил разбогатеть своими силами и не придумал ничего лучше, чем связаться с мафией. Сынок стал гангстером, впрочем, тоже не очень удачливым. По-видимому, это и послужило причиной семейной размолвки.

Короче, некоторое время назад папаша-миллионер скончался, а наш старичок адвокат, который и при жизни защищал его интересы, стал исполнителем его последней воли. По завещанию покойный американский миллионер оставил все свое имущество не кому-нибудь, а своей первой жене Вере Сергеевне Старостиной. Вера Сергеевна после развода приняла девичью фамилию. В случае смерти Веры Сергеевны, за неимением других наследников, унаследовать миллионы должен был непутевый сын покойного Джордж. И, наконец, в случае его смерти деньги и имущество должны, за исключением некоторых особо оговоренных сумм, перейти в благотворительный фонд, оказывающий помощь детям-инвалидам.