Долг ведьмы - Кирилл Кащеев

– Пес ушел к человекам через Нору Между Мирами, – рыкнул Волк.

– Уже вернулся! В другом месте вышел! – точно резаная завопила человечка. – С ним беда! А, да ну вас! Только и можете, что рычать, ж-животные! – Она повернулась и опять вломилась в кусты, отчаянно продираясь сквозь сплетения ветвей.

Медведь и Волк переглянулись и ринулись следом. Женщина бежала по Лесу, прорываясь сквозь кусты, истошно вскрикивая от хлещущих по ногам колючих ветвей… и продолжая бежать так, что сердце, наверное, уже выпрыгивало у нее из груди. Хищный цветок напрасно щелкнул венчиком у нее над головой, насмерть перепуганный зайчишка выскочил из подлеска, а она все мчалась, летела на помощь, спасти от неведомой беды!

– Какая беда… какая? – с трудом нагоняя ее, проревел Медведь.

– Змеи! В плен… хотят Пса в плен! – прокричала она на бегу, закашлялась, ноги ее заплелись в буреломе, упала, ударившись грудью о ствол поваленной березы…

– Да за что же это? – протяжно взвыл Волк.

– Все равно! – рявкнул Медведь, легко забрасывая женщину себе на спину и перемахивая через завал. – Показывай, куда бежать!

– Туда! – она ткнула рукой вперед, и он помчался, а она прильнула к его холке и только верещала на ухо: – Туда! Сюда! Прямо! Успеем, уже совсем скоро! – она указала на просвет меж деревьями, и безумная скачка вынесла их на полянку, смахивающую на ту, где верные стражи дожидались Великого Пса, разве что поменьше.

– Как, главное, узнали, гады, куда он вернется? – прорычал Волк, обгоняя Медведя… Вдруг он зарылся всеми четырьмя лапами в траву и палую хвою, точно отчаянно пытаясь остановиться, пронзительно взвыл: – Назад! – И земля под его лапами разверзлась.

Медведь попытался рвануть назад… но земля посыпалась из-под лап, громадная яма точно гналась за ним… спине вдруг стало легко, зато сильный удар подтолкнул его навстречу провалу, пару мгновений он еще скреб когтями, пытаясь удержаться на самом краю… этот край исчез, и он полетел вниз.

– Аррррр! – с рыкающим стоном Медведь приоткрыл глаза. Сквозь плывущую перед глазами муть увидел судорожно трясущего головой Волка, уходящую вверх земляную стену и самые верхушки острых, как копья, сосен, растущих по краям гигантской ловушки… которую могли создать лишь одни существа в Ирии!

– Как змеи узнали, куда он вернется? Я им сказала. – На фоне ярко-голубого неба парила человечка в венце из золотых листьев. Довольные ямочки играли на ее пухлых щеках. – И показала, и подсказала, и привела. Чтоб он сдох, кобель летучий! Я бы еще и вас придавила, чтоб знали свое место, животные! – Она оценивающе поглядела на своих пленников. – Думаете, не слышала, что вы про меня мелете, зверье поганое? Жаль, не хотят вашей смерти. А зря, зря, – она сожалеюще покачала головой, так что листья в венце затряслись, нырнула в воздухе, как переевшая утка, – и унеслась прочь.

А через мгновение там, откуда они только что так стремительно бежали, раздалось долгое мелодичное «Баа-аммм!», и верхушки сосен пригнулись под вихрем.

– Нора открывается! – корчась на дне ловушки, прохрипел Волк.

Протяжно громыхнуло раз, другой, третий… и запрокинувший голову Медведь увидел самое прекрасное зрелище под ирийскими небесами – мощно ударяя пестрыми коричнево-оранжево-черными крыльями, Великий Пес Симаргл-Симуран взмывал к низко висящему солнцу.

Небо начало исчезать – голубизна пропадала полосами, словно там, наверху, скатывали голубой ковер, а под ним открывалась бесконечная серо-радужная бездна. Она кипела, как прибой северного моря в сумерках, громоздилась, точно серые тучи, полные ледяного осеннего дождя, но время от времени в ней проблескивали чистые и яркие полосы цвета: бархатной синевы, тусклого золота сокровищ, мерцающего изумруда и розового жемчуга, переливов лунного серебра. Жаркое ирийское солнце начало стремительно тускнеть, становясь плоским и безжизненным, как старая затертая монета, а потом словно громадное складчатое веко закрыло его… и тут же открылось снова! С кипящих небес смотрел яростный драконий глаз, прорезанный тонкой полосой вертикального зрачка. Складки бездны легли драконьим гребнем, сверкнули радужной чешуей, и, отдаваясь шелестом в Ветвях и дрожью в Корнях Великого Древа, разнеслись Слова, тысячи и тысячи лет не раздававшиеся ни на Земле людей, ни в Ирии змеев:

Эшуу Тиамат-ма намушшуну иш тапу

Далхуним-ма ша Тиамат карашша

Тиамат аннита и-на шемеша

Изуузма илтаси елу хармиша…

– Яроссссть! – шелестом тысяч и тысяч листьев пронеслось над Ирием. – Гнев Тиамат! Яросссть Табити! – громыхнуло камнепадом. – Тиамат, наша мать, любишь ли ты нас? – упреком пропели мириады крохотных голосов, бесплотных, словно их обладатели давно ушли, став лишь тенью, и прозрачных, словно их обладатели еще не успели прийти, облекаясь плотью. – Мать-Хубур, что все сотворяет… Неотвратимое множит оружье, исполинских делает змеев!

На севере медленно и величаво взмыли крылья цвета земли, и взметнулась к небесам неодолимая скала.

Остры их зубы, их клыки беспощадны!

Блеснули полупрозрачными гранями крылья на востоке, и с протяжным воем жадной воронкой закрутилось неимоверных размеров торнадо.

Она ядом как кровью их тела напитала…

На юге взметнулись крылья цвета пламени, и громадный вулкан швырнул в небеса столб огня.

В ужас драконов свирепых одела!

Прорезанная молниями штормовая мгла и нежная голубизна штиля заиграли на западе, и взвились плети воды, замерзая в царапающую небо ледяную гору.

Если в битву пойдут, то уж не отступят

Могучи творенья ее, нет им равных![4]

Скала и вулкан, покачивающее воронкой торнадо и многоцветно мерцающий айсберг медленно двигались друг к другу, а между ними, как муха в паутине – впервые маленький, впервые беспомощный, – отчаянно и яростно бился Великий Пес Симуран. И бросались навстречу четырем стихиям и звери, и птицы, и рыбы – и разбегались под напором скал звери, и разметал птиц ветер, и унесла рыб вода. И вырастали заслоном деревья – и трещали могучие стволы перед надвигающейся мощью. И сплетались в ловушку травы, и вспучивались болота – но все ближе сходились скала и айсберг, вулкан и торнадо. И встретились, и ударили друг о друга, и раскрошилась скала под ветром, и разбился ветер о скалу, и зашипел лед в пламени вулкана, и захлебнулось водой пламя… и сплавились они друг с другом, так что не разделить и не отличить, и канул меж ними и внутри них Пес Симаргл-Симуран, лишь пестрые крылья плеснули над Ирием и тоскливый вой взвился в небеса. И легло сверху радужное крыло, гася этот безнадежный вой, и сверкнул победным торжеством глядящий из поднебесья глаз Тиамат.

Тряся тяжелой головой и раскачиваясь, Медведь сидел на искореженной земле и безнадежно глядел на ужас, что, словно громадная жаба, придавил своей тушей еще недавно светлую полянку. Стряхивая с себя комья земли и тихо поскуливая, Волк вылез из вдруг исчезнувшей охотничьей ямы и, свесив язык, привалился к боку Медведя.