Золото Югры - Владимир Дегтярев
Шрифт:
Интервал:
Он подождал, пока англичанин поднимется из трюма, и только тогда стал потихоньку вливать ром в сухой рот Самарина. Влил пять глотков, больше не успел. В трюм скатились два матроса, свирепо ругаясь, отобрали бутылку у Николы, выпили ее и ухватились за ручки помпы. Та заскрипела, и руганью заскрипели моряки.
Никола Сужин догадался, что ругают их с Самариным.
* * *
Когда показалось солнце, Макар разбудил Молодшего Ерошку.
– Лезь на сосну, сымай стяг. Уходить будем.
Тут же от голосов у костра проснулся и Хлыст.
– Да, надобно уходить, – подтвердил он. – Не дразни гусей, если гуси чужие. Ведь их убивать придется.
За половину часа покидали имущество с берега на бриг, Ерошка сбросил с мачты березку и привязал там стяг с изображением Спасителя.
Над водой стоял туман и стоял пластом. Воду видно, стяг видно, а посередке – серая муть. Зато слышно было далеко.
Хлыст прислушался. В стороне англичан орали.
– Чего орут? – спросил Хлыст у Макара.
Макар совершенно не мог разобрать морского языка англов. Вроде только ругались. Да упоминали длинное полотно ткани. Это Макар разобрал.
– Куда-то тянут длинную ткань.
– Так. Заводят пластырь… Ну, они еще провозятся с ремонтом днища дня два.
– Кого заводят? – спросил Макар, наблюдая, как Рыжебородый ватажный шкипер вертит рулевым ручагом, выводя бриг на правый галс.
– Чтобы закрыть пробоины от наших колов, сначала надобно снаружи обшивки перекрыть течь воды в трюм. Поэтому берут длинную просмоленую ткань, заводят под корпус шхуны…
– Ясно. Пошли, лучше глянем карту.
Старинов и Хлыст присели у мачты на длинный сундук, куда прячут на бриге спущенный парус. Макар осторожно развернул промокревшие листы. Вот же зараза! Влага лезла всюду, даже за пазуху.
– Крикни Сеньке Бывалому, пусть раздаст всем по полкружки самогону. Болеть нельзя…
Хлыст развеселился и проорал Сеньке указание Макара на турецком портовом жаргоне.
Слова вылетели, если их слушать русскому, матерные.
– Такой у турок язык, – хохотнул Хлыст. – Чего там у нас на карте?
На карте выходило, что следующую остановку для сшибки надо делать возле места с названием Шеркалы. Там в Обь впадало несколько крупных притоков, а сама река, пройдя верст двести одним руслом, в этом месте внезапно делилась на три одинаковых рукава. Без хорошего лоцмана, да еще в половодье, возле Шеркалы и верст на сотню за ней – делать нечего. Водные пути там, как в степи, разбегаются в разные стороны. Пойми теперь – куда тебе надобно плыть. Не поймешь – уплывешь к Уральским горам. Вот же земля Сибирская! Для врагов сама заслоны ставит!
Макар с удовольствием оглянулся на широкие дали, что начинались от левого берега реки и тянулись до Уральских гор.
Твердо сказал:
– Они здесь начнут головы ломать – куда поворачивать, а мы им будем ломать ихние головы. И все, что английского нам там попадется, тоже почнем ломать.
– Сделаем, – согласился Хлыст.
Поднялся, осмотрелся. Туман уже растворился, и впереди, по ходу шхуны, ему тоже открылась такая необъятная ширь, что Хлыст помянул Творца и совершенно серьезно сказал:
– Если даст Бог, попадем к царю Ивану, попрошу у него землицы в награду. Именно здесь!..
* * *
Капитан Ричардсон исходил руганью. Солнце поднялось почти на три своих диска, пластырь под днище шхуны в носовой, пробитой части, приготовили. А как его завести под днище?
Плотник никак не мог единственной корабельной пилой спилить нагло торчащие в трюме, прямо возле порохового погреба, два толстых, хорошо заточенных кола. Они, как гвозди, проткнули днище и на локоть торчали вверх.
– Дерево – лиственница, – бросив пилу, сообщил корабельный плотник. – К тому еще и мокрая. Значит, как камень.
– Боцман! – проорал Ричардсон.
Здоровенный боцман взялся за рукоятную стойку прямоугольной английской лучковой пилы, ввел зубья пилы в начатый пропил, два раза дернул. Пила тонко тренькнула. Боцман выдернул наружу стальные обломки зубчатого полотна.
Корабельный плотник выругался ирландским словом «скот», плюнул и поднялся на палубу. Запасного полотна у него не было.
– Капитан! Капитан! – заорал «бочковой» с мачты. – Русские уходят!
Ричардсон выскочил на палубу, в два шага взбежал на рулевое возвышение. В пятистах ярдах от застрявших английских шхун русский бриг переменил галс и вполне быстро заскользил против течения этой огромной и своенравной реки. Оказавшийся рядом боцман крикнул над ухом капитана:
– У них – флаг!
На единственной прямой мачте брига вытянулся строго по ветру огромный флаг. В сторону англичан свирепо глядело бородатое лицо, вытканное на красном фоне.
Капитан Ричардсон перекрестился. Боцман ошалело спросил:
– Зачем?
– Это же Иисус, балан ты неструганый!
– Это – чужой Иисус! Вражеский! – убежденно ответил боцман и плюнул в воду, в сторону ускользающих русских.
Для традиционного выезда из Лондона в Виндзорский замок, что в тридцати милях от столицы, королева Елизавета в тот год стала собираться весьма поздно.
У королевы такой выезд на лето из прогорклого и грязного по весне города назывался «выездом в деревню». У придворных никакого названия, кроме ругательного слова, этот выезд не имел.
Так же традиционно, в канун отъезда из Лондона, королева устраивала малый прием, исключительно для решения спешных дел и для прощания с иноземными послами, которые оставались скучать в столице.
В тот день Елизавета появилась в тронном зале ровно в восемь часов утра, хотя обычно задерживалась. Прибывшие на прием знатные персоны недоуменно искали причину такой монаршей поспешности. И нашли.
Фаворит, граф Эссекс, тоже прибыл на прием в числе гостей! Но стоял слишком далеко от трона королевы, среди пяти или шести молодых людей знатного происхождения. Стоял со скучающим лицом и не хохотал над шутками друзей. А ведь он последние пять лет всегда появлялся из тех же дверей, откуда в зал выходила Елизавета!
Это означало только одно – сегодняшнюю ночь граф провел вне стен королевской спальни. Правда, имелось и более худое объяснение нервическому и весьма озабоченному состоянию графа Эссекса – его не берут в деревню! Королева решила одна хорошенько отдохнуть на свежем воздухе, на чистом молоке и на крестьянском хлебе.
Известие о том, что граф Эссекс находится в зале малых приемов, никак не возбудило к шептанию и к особым сплетням русского Осипа Непею. На прием он прибыл с полным штатом своих сотрудников, то есть позади него стояли с кошлями и свитками посольский священник и дьяк-писарь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!