Мефодий Буслаев. Маг полуночи - Дмитрий Емец

Над Тухломоном склонился плечистый молодец справильным носом и тонкими губами. Это был Пуплий, страж из Дома Светлейших.После случившегося недавно конфуза, когда он со скандалом арестовал старшегохранителя света, по рассеянности не ответившего на вопросы стражи, Пуплийвместе со своим напарником Руфином был отстранен от охраны Дома Светлейших иотправлен на патрулирование в лопухоидный мир.

Теперь Руфин стоял за спиной у напарника,держа наготове флейту. На шеях у обоих стражей поблескивали тонкие цепочки сзолотыми крыльями. «Полк золотокрылых! Особый рейд», – с ужасом осозналТухломон. О златокрылых стражи мрака слагали легенды. Только лучшие бойцы,такие как Арей, владевшие силой сотен эйдосов и техникой магического боя, моглипозволить себе не бояться его неожиданных вылазок.

Как всякий комиссионер, действующий на свойстрах и риск, Тухломон ужасно боялся попасться. Он принимал все мерыпредосторожности и не попадался никогда, хотя работал многие сотни лет. Недаромпо количеству добытых эйдосов он опережал большинство комиссионеров мрака. Новот теперь… И как это могло случиться?

– Что ты здесь делал, жалкий? Разве тебеничего неизвестно о запрещении вам, слугам мрака, охотиться в мирелопухоидов? – грозно спросил Пуплий.

– Это вы мне? Я не охотился, я простогулял! – плаксиво промямлил Тухломон. Вся его магия была блокирована. Онничего не мог сделать и имел теперь не больше возможностей, чем любой заурядныйлопухоид.

– Как трогательно! Дышал свежимвоздухом? – поинтересовался Руфин.

– Да, воздухом! Что, нельзя? –пискнул Тухломон и для убедительности принялся дышать как мамонт, пробежавшиймарафонскую дистанцию. В одно мгновение стекла в подъезде запотели.

– Перестань пыхтеть! Ненавижу вашукомиссионерскую вонь! – велел Пуплий.

Тухломон послушно перестал.

– Воздухом, говоришь? Тогда почему вподъезде? Почему не в сибирской тайге? – с насмешкой спросил Пуплий.

– В тайге воздух слишком свежий!.. Меняпросквозит! Я слабенький! – всхлипнул Тухломон так жалобно, что дажепрофессиональный нищий невольно пожалел бы его и дал ему копеечку.Пластилиновое лицо так и лучилось доброжелательностью.

Однако стражей света это не тронуло.

– Я пойду, ребят? Меньше народу – большекислороду, – сказал Тухломон заискивающе.

– Ты кое-что забыл нам вернуть! –хмыкнул Руфин.

– Разве я у вас что-то брал? Вы меня скем-то путаете! Я всего лишь скромный продавец антимикробного мыла! И вообщемоя твою не понимай! Требую синхронного перевода на украинский! – заскулилТухломон.

– Не валяй ваньку! Нам нуженэйдос! – негромко сказал Пуплий.

– «Эй нос»? Какой же я нос? С этимдиагнозом меня еще не госпитализировали! – искренне удивился Тухломон. Нототчас понял, что переиграл. Златокрылые переглянулись.

– Эйдос! Ты отдашь его мне сейчас! –очень отчетливо произнес Пуплий.

Тухломон пытливо заглянул в его глаза ипрочитал там нечто такое, от чего ему стало жутко. Тухломон внезапно вспомнил,что флейта стража света обладает достаточной силой, чтобы разрушить егобессмертную сущность.

– Ладно-ладно! – сказал онпримирительно. – Зачем же так сразу идти на принцип? Все нервничают. Янервничаю, вы нервничаете… Я захватил его просто как сувенир. Меня упросили! Послабости характера я не смог отказать. Умоляю, отодвиньте немного свою оструюпалочку! Я с детства боюсь зубочисток.

Пуплий хмыкнул и отвел руку с флейтой,впрочем, продолжая держать ее недалеко от губ. Тухломон поспешно открутил однуиз пуговиц и бросил ее стражу.

– Ваш противный эйдос там, внутри!Возьмите его, бяки! – сказал он плаксиво. – А теперь отпустите меня!Мне холодно лежать. Я старый больной человек! У меня радикулит и перхоть! Я тридня ничего не ел! Эй, почему вы не поднимаете пуговицу?

– Оставь ее себе, голубчик! Нам нужнадругая, с рукава! – сказал страж.

«Мрак меня возьми! Им и это известно!» –подумал комиссионер.

Тухломон сообразил, что его сдал кто-то изсвоих. Иначе стражи света никогда не догадались бы, где он прячет эйдосы.«Гады, никакой корпоративной солидарности! Узнаю кто – пропущу через мясорубку,потом склею и еще раз пропущу!» – подумал он.

– Пуговицу с рукава! Живо! –повторил Пуплий.

– Не дам! Имел я вас в виду, противныебяки! – на глазах теряя отвагу, пропищал Тухломон.

– ПУГОВИЦУ! НУ! – Пуплий короткодунул во флейту, заставив комиссионера кувырком прокатиться по площадке. –Пришел в чувство? Я жду! – Угрожая, страж света вновь поднес флейту кгубам. Тухломон в ужасе зажал уши и зажмурился. Любое звучание светлой флейтыневыносимо для слуг мрака. – Я жду! – повторил Пуплий тихо и совсемуже грозно.

Тухломон открыл вначале один глаз, затемвторой. Что ж, они сами напросились!

– Да нате вам, нате! Все берите! –истерично взвизгнул комиссионер.

Он с треском ниток решительно оторвал отрукава пуговицу и швырнул ее Руфину. Пуговица, вырезанная из кости грозногоТифона, покровителя первомрака, была заговорена так, что служила одному толькоТухломону. Вздумай коснуться ее кто-то посторонний, пусть даже сам Арей, егорука, мгновенно перестав повиноваться, выхватила бы из ножен кинжал и вонзилабы его в грудь хозяину. Не окажись кинжала, она мертвой хваткой вцепилась бы емув горло и сдавливала его до тех пор, пока ее бы не отрубили. Иного способаснять черную магию с коснувшихся пуговицы пальцев не существовало.

Однако опытный Руфин, знавший все уловкимрака, не попался на эту удочку. Он хладнокровно дождался, пока пуговица упадет,поднес к губам флейту и расколол пуговицу одной резкой трелью.

– Моя пуговичка! Моя славненькая! Онастоила мне целых три эйдоса! Вы разбили ее, противные каки! – запричиталогорченный Тухломон. Он крайне дорожил своей пуговкой и возлагал на нее большиенадежды.

Руфин наклонился, штыком брезгливо раздвинулполовинки расколотой пуговицы и двумя пальцами бережно поднял с пола эйдос.Крошечная песчинка благодарно зажглась мягким голубоватым светом, совсем непохожим на тот режущий колючий свет, которым она вспыхивала, когда ее касалисьпальцы Тухломона. Голубоватая сияющая спираль скользнула к форточке и растаяла,скрывшись там, где до нее никогда уже не смогут дотянуться пальцы мрака.Счастлива ваша планида, господин Басевич! Хоть и придется вам до конца жизниоставаться бездушным, эйдос ваш спасен.