Иван Грозный. Сожженная Москва - Александр Тамоников

– Господин, вернулся Рамис.

– Где он? – спросил мурза.

– Здесь, рядом с шатром.

– Пусть войдет.

Голова нукера исчезла, появился воин. Войдя, он низко поклонился.

– Говори, воин, – поставив пиалу, повелел Икрам.

– Господин, русская дружина встала в селе.

– Это точно?

– Да, господин, на рассвете из Радного русский воевода послал всадника, не иначе как в Чугуев. Пошел в ту сторону. И еще, господин, у неверных в полоне помощник десятника Менги, Мазат Кабир.

– Вот как? Мы его труп искали, а Кабир, оказывается, струсил и сдался русам. Ну, тем хуже для него. Что еще?

– Назим долго не сможет смотреть за деревней, ему нужен напарник, да и человек, который сообщал бы, что станут делать неверные.

– Я тебя услышал. Что еще?

– Это все.

– Как ведут себя русские ратники?

– С утра ходили по деревне без оружия, коней в отдельный табун сбили, на луг выгнали. Сами обустроились в сельской конюшне.

– Конюшне? – удивился мурза.

– Да, господин, но это только по названию, коней там не держали, оттого чистая она.

– Хоп, ступай!

Кланяясь, Рамис удалился.

– Плохо, – проговорил Азанча, когда они с мурзой остались одни.

– А ты думал, что русский воевода, вышедший на Сангу, освободив полонян и переправив их на село, уведет дружину?

– Честно говоря, господин, именно так я и думал.

– Нет, русы будут стоять на селе, ожидая вестей, куда я с десятками подевался.

– А если узнают?

– От кого? Чугуевский воевода после нападения на Марево, если и послал на наши поиски дружину, то недалеко от крепости и числом малым. Он ждет удара на Чугуев.

– Ну, тогда надо нам убирать русов из Радного.

– Верно. Налей чаю.

Десятник наполнил пиалу мурзы, самому не хватило, и он крикнул:

– Алим!

Голова охранника тут же просунулась через приоткрытый полог:

– Да, господин?

– Скажи там, чтобы еще чаю принесли.

– Слушаюсь!

Нукер уже собирался исполнить наказ десятника, но мурза остановил его:

– Погоди, воин! Пусть Дуб придет. Кликни его.

Сидор Дуб год назад попал в полон, но не был захвачен, сам перешел на сторону крымчаков. Те поначалу не поняли его умысла и, связав его, едва не продали торговцам. Но потом разобрались и передали мурзе. Тот оставил изменника при себе, потому как ценным оказался перебежчик, многих знал в Чугуеве. Оттого Галибей к крепости послал именно сотню Икрама.

– Слушаюсь! – повторил нукер и скрылся.

В шатер вошел Дуб, поклонился:

– Звал, мурза?

– Звал. Заходи.

– Слушаю, господин.

– Поедешь в Чугуев.

– Угу!

– Боярину Молчанову скажешь, что очень мешает дружина в Радном. Ее надо убрать. И убрать в ближайшее время. Как боярин то сделает, не ведаю, но дружины на селе быть не должно.

– Разумею, господин.

– А чтобы дело спорилось, это отдашь боярину. – Мурза достал из-под подушки мошну, бросил изменнику, который на лету поймал сумку малую. – Там серебра на сто рублей.

– Немалая плата за пустяковое для ближнего к воеводе боярина дело, – сглотнул слюну Дуб.

– Только бы сделал.

– Уразумел.

– И гляди, ни на копейки серебра не воровать.

– Я и не думал.

– По роже твоей вижу, что не только думал, но уже и надумал. Ты свое получишь.

– Щас бы хотелось, а то пока буду метаться туда-сюда, ты о деньге и забудешь. Напомнить же не смогу.

– Ладно, лови, – усмехнулся мурза и бросил ему рубль.

Дуб поймал. Физиономия его расплылась в довольной ухмылке:

– То добре, господин. Теперь можно и в Чугуев со спокойной душой.

– А в тебе душа-то осталась?

– Пошто упрекаешь, мурза? Разве не тебе верой и правдой служу?

– Мне, допречь предав своих единоверцев.

– Они мне не свои. Давно хотел в Крым податься, вельми на Руси донимать бояре стали.

Мурза вонзил в изменника острый взгляд черных, безжалостных глаз:

– А коли знал, что царь Грозный начнет бояр усмирять, не бежал бы?

– Ныне усмиряет, завтра волю полную даст. Вельможам веры нет.

– Мне тоже?

– Ты другой.

– Ладно попусту языком молоть. Езжай в Чугуев, да осторожно, а завтра мне должны доложить, что дружина, вставшая в Радном, снялась и пошла в крепость. Уразумел?

– Да, господин! Флор Юрьевич Молчанов за сто рублев не только дружину отсюда уберет, но и из Чугуева.

– Ты же ненавидишь бояр, Дуб, отчего с Молчановым сошелся? Ведь вы, как на Руси говорят, одного поля ягода?

– Флор Юрьевич ведает, где выгода. А в добыче ее, выгоды этой, холопов не притесняет.

– Тут ты прав, Дуб, – рассмеялся мурза, – Молчанов холопов не притесняет, он тайком продает их. Но все, ступай. И глядите оба, сорвете план мой, оба и поплатитесь. Мыслю, дюже князь Верейский озлобится, когда проведает, что боярин ближний и холоп беглый, выдававший себя за слугу боярина, окажутся купленными мной людишками. Долго разбираться не станет, кликнет палача, и полетят головушки ваши из-под евойного топора.

– Пошто угрожаешь так, мурза?

– Предупреждаю, дабы и мысли не возникло в башках ваших обмануть меня. Пошел!

Когда Дуб вышел, нукер принес вновь заваренный чайник, забрал пустой.

– Десятника Тогура ко мне! – велел ему Мурза.

– Слушаюсь, господин!

Вскоре явился второй десятник Икрама, Давлет Тогур, под началом которого состояли два десятка ратников.

– Слушаю, господин.

Икрам, сделав глоток, поставил пиалу на скатерть и посмотрел на вошедшего:

– Русы, что побили воинов Менги и взяли в полон Кабира…

– Как? Кабир в полону у неверных?! – невольно прервал его Тогур.

– Прерывать не надо, Давлет, – недовольно поморщился мурза.

– Прости, господин, но этого я не ожидал.

– Никто не ожидал, но Кабир у неверных, и это установлено.

– Почему он позволил взять себя?

– А вот это мы у него спросим, когда доберемся. Но я звал тебя не за тем. У нас у села наблюдатель Назим. Ему нужен напарник, иначе он не сможет смотреть за Радным, а то важно для нас. Тебе надо послать к нему воина.