На рубежах южных (сборник) - Борис Тумасов

Когда Леонтий уже начал терять надежду на встречу с ними, вернулся Петрович. Но нерадостной была весть, принесенная им.

– Затихли черноморцы, – сказал он, – не решаются браться за оружие. Повременить надо, пока отойдут после первой неудачи. Да и расправа страшит многих.

Молча слушали казаки Петровича. А вокруг, в плавнях, буйствовала южная весна. Поник головой Леонтий.

– Что ж будем делать, Андрей? – как-то растерянно спросил он.

– Одно остается – уходить на Волгу, – сумрачно ответил: Андрей.

– А как другие?

– Пойдут, что им тут делать. Все одно прощения им от Котляревского не будет.

На Волгу решили идти после Пасхи. На рыбные заводи отправили одного из черноморцев, чтоб звал охотников. А пока началась подготовка к дальнему походу. Но неожиданно план нарушился…

Однажды, когда Леонтий полдничал, до него донеслись два голоса. Один он узнал без труда – говорил Андрей. Другой – низкий, знакомый, но в то же время чей, Леонтий никак не мог вспомнить.

Шаги приблизились, и в шалаш, пригнувшись, вошел Коваль, а за ним молодой казак, ходивший в Екатеринодар.

– О! – воскликнул Леонтий. – Не гадали, что и вернешься. Садись! Есть будешь?

– Потом, Леонтий Максимович.

– Раз так, тогда сказывай!

Казак потер лоб, откашлялся.

– Доброго ничего нет, казаки мнутся.

Леонтий нахмурился.

– Это уже известно.

– А еще кажут, что получен от царя указ, чтоб колодников перевести в Усть-Лабу. Опасаются нападения на острог.

– Как они? – оживился Малов.

– Держатся… Хоть человек сорок уже на кладбище отвезли.

Леонтий отвернулся.

– Котляревского не видел? – глухо спросил Малов.

– Видел! Он сейчас на хутор к Великому уехал, Пасху справлять.

– Пасху, говоришь? – Андрей встрепенулся, положил ладонь на плечо Леонтию. – Слушай, я вот что задумал… И заговорил отрывисто: – Хутор у Великого отсюда недалеко, верст семьдесят… Котляревский там с конвоем. Сил у нас нет, чтоб на него напасть. А я вот что решил: проберусь я туда, подстерегу его и вот этими руками придушу проклятого. Отплачу ему за наших…

Андрей вопросительно смотрел на Леонтия.

– Чего молчишь?

– Так ведь мы ж уходить надумали?

– Повременим, – принялся убеждать Коваль. – Днем раньше, днем позже. Я в дней пять обернусь.

Леонтий нехотя согласился.

– Ну, куда ни шло. Только одного я тебя, Андрей, не пущу. Вдвоем пойдем.

– Нет, Леонтий, не будет такого.

Лицо Коваля стало суровым.

– Почему?

– А потому, что рисковать нам двоим не след. А доведется с ним один на один встретиться, так и без того из моих рук не вырвется. – Коваль стиснул Леонтия так, что у того дух захватило. Отпустив, рассмеялся. – Видишь, сила еще есть.

– Все-то так, Андрей, а одного я тебя не пущу. Пойдешь ты, друг, вот с ним.

Леонтий кивнул на молодого казака.

Богато живет полковник Великий. Три хутора у него, две мельницы – одна ветряк, другая водяная. Скота – не счесть.

Самый большой хутор у Протоки. Тут полковник проводил большую часть года.

На пасху приехал к Великому свояк и друг наказной атаман Котляревский. Полон двор гостей собрался у Великого.

Конвойная сотня из самых богатых казаков оцепила хутор, дозорные в засадах укрылись.

Вместе с Котляревским приехали на хутор и несколько станичных атаманов. Среди них и новый кореновский атаман Григорий Кравчина с тестем своим, васюринским атаманом Балябой.

В просторной горнице дубовые столы, крытые льняными скатертями, ломятся от яств. Тут и гуси жареные, яблоками начиненные, и баранина по-кавказски, и вареники в сметане плавают. Есть тут и балыки, и икра, – всего не перечесть…

Четыре казачки еле-еле управляются – одно убирают, другое подают…

Гости пьют вино и прихваливают.

– Добра у тебя горилка, Карпович, добра!

– Пейте, ешьте, гости желанные, не стесняйтесь, – улыбается Великий.

Он раскраснелся, лицо его лоснится.

Наказной сидит в почетному углу, ему прислуживает племянница хозяина, нарядная, видная девка, с тремя рядами монист на белой шее.

У самой двери – Кравчина. Он только что расправился с гусем и теперь, откинувшись к стенке, икал.

– Та ты на, выпей, – совал ему под нос расписной ковшик с вином захмелевший Степан Матвеевич. – Мы с тобой, зятек, стало быть, власть. Выпей, выпей!

Григорию надоело отводить руку тестя, и он, взяв ковшик, выпил большими глотками. Икота прекратилась. Кравчина, посидев еще немного, вышел во двор.

Светила луна, и все небо вызвездило. Он прошел дорожкой к длинному флигелю, откуда доносились голоса казаков из конвойной сотни.

Уже взявшись за ручку двери, Кравчина неожиданно обратил внимание на две фигуры, кравшиеся к дому. Он притаился и принялся наблюдать.

«Если казаки из охраны, то зачем они держатся так сторожко?»

Издали было видно, что неизвестные двинулись к кустам. Когда передний попал в полосу света, льющуюся из открытого окна, Кравчина чуть не вскрикнул. Он узнал своего соседа и старого врага Андрея Коваля. «Так вот кто это! – замер Григорий. – И что ему, вражине, тут надо? А вдруг они не одни, а со всей своей шайкой?»

И на лбу кореновского атамана выступил холодный пот.

Стараясь не скрипнуть, Кравчина осторожно открыл дверь и вошел в накуренную людскую. Стараясь говорить как можно короче, Кравчина рассказал о встрече.

– За оружие и выходьте без шума, – приказал бородатый хорунжий. – Очепляйте кусты, мы их живьем возьмем!

Через минуту флигель опустел. Бесшумно оцепив кустарники, казаки начали сужать кольцо. В глубине затрещала сухая ветка. Кравчина шепнул бородачу:

– Там!

– Эй, Коваль, выходь!

В кустах догадались, что окружены. Грянуло два выстрела. Как подкошенный упал бородач и шедший справа от него казак. Остальные бросились на выстрелы, и два человеческих клубка, ломая ветки, выкатились на дорожку и забарахтались в траве.

На шум и выстрелы из горницы выбежали гости. Вдруг один клубок тел распался, а отбросивший их быстро пересек двор и, перемахнув плетень, скрылся в лесу.

– Ушел! Ушел! – закричало несколько голосов. Человек шесть казаков бросились вдогонку. Другие навалились на оставшегося, стали вязать его.

Кто-то зажег факел. Его прыгающие отсветы заскользили по лицу связанного. Кравчина облегченно вздохнул – он узнал Коваля.