Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин

Как только в штабе 8-й германской армии осознали, что 1-я русская армия движется к крепости Кенигсберг, Гинденбург и Людендорф решили предпринять удар по 2-й русской армии посредством двойного охвата. Именно так эту операцию разрабатывал еще граф А. фон Шлиффен, и именно здесь немцам «подыграл» русский Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, подчинив самому себе левофланговый корпус 2-й армии (1-й армейский) и перебросив резервы обоих фронтов под Варшаву. Создается впечатление, что в данном случае русская Ставка играла в одни ворота с немцами.

Нельзя не отметить, что германское командование впоследствии считало силы 1-й русской армии равным 24 пехотным и нескольким кавалерийским дивизиям. Иначе говоря, германцы, будучи под впечатлением поражения под Гумбинненом и желая задним числом оправдать это поражение от равного по силе противника, говорили, что одна лишь 1-я русская армия по своим силам превосходит всю германскую восточнопрусскую группировку. Так, генерал Людендорф говорил позже: «Огромная армия Ренненкампфа висела, как грозная туча, на северо-востоке. Ему стоило только двинуться, и мы были бы разбиты. Но главные силы Ренненкампфа только незначительно продвинулись за линию Алленберг – Гердауен – Норденбург, и мы одержали блестящую победу»[142].

И это говорилось в то время, как генерал Ренненкампф располагал только 6,5 пехотными дивизиями: лишь после того, как к Летцену был переброшен 2-й армейский корпус С.М. Шейдемана, силы 1-й армии возросли до 8,5 пехотных дивизий. Но и тогда части 2-го корпуса надо было еще подтянуть к главным силам армии. Последующие резервы (второочередные дивизии) только к середине августа доведут состав 1-й армии до 15 пехотных дивизий, но той массой войск, о которой говорили немцы, Ренненкампф никогда не располагал.

Характерно, что западная историография до сих пор часто упоминает именно об этой цифре – 24 пехотные дивизии в 1-й русской армии. Некоторые отечественные исследователи, как прошлого времени (например, М. Галактионов), так и современности, то ли следуя на поводу у европейцев, то ли списывая свои работы с западных исследований, без желания проверки наиболее важных данных, также считают, что 1-я русская армия превосходила 8-ю германскую армию. Ту самую армию, вкупе с крепостными гарнизонами, ландверными подразделениями и даже переброшенными во второй половине августа из Франции армейскими корпусами. Понятно, что Людендорф преувеличивал цифры противника, чтобы его слава сияла совсем уж ослепительно: ведь одно дело – бить равного по численности врага, да еще и уступающего в артиллерии, и совсем другое – разгромить неприятеля, втрое превосходного по числу войск.

Однако же немцы прекрасно знали, что 1-я русская армия состоит из трех армейских корпусов. И только их ошибка относительно подсчета соотношения сил уже после сражения, о которой нам сообщает А.А. Зайцов, наряду с паникой в войсках, вынудила М. фон Притвица прервать сражение и приступить к перегруппировке. Этот факт подтверждает официальная австрийская историография. Еще 2 августа, за пять дней до Гумбинненского сражения, начальник австрийского Полевого Генерального штаба Ф. Конрад фон Гётцендорф получил от своего представителя при 8-й германской армии капитана Фляйшмана телеграмму. В ней говорилось о том, что немцы нанесут по 1-й русской армии удар, «который должен последовать в ближайшие дни; только после этого начнется операция в направлении на Седлец». Здесь же были названы силы 1-й русской армии – 3 армейских корпуса и 4 кавалерийские дивизии[143].

Основные предварительные распоряжения по производству необходимой перегруппировки и подготовке условий для окружения 2-й русской армии были сделаны еще Притвицем и его начальником штаба Вальдерзее. Уже был намечен маневр 1-го резервного и 17-го армейского корпусов. Но теперь командующим 8-й армией стал П. фон Гинденбург, и именно на его плечи легла ответственность за проведение операции. Задача облегчалась еще и тем обстоятельством, что весь штаб 8-й армии остался в неприкосновенности: сменилось лишь высшее армейское руководство – командующий и его начальник штаба. На своем месте остался и игравший большую роль в планировании действий 8-й армии начальник оперативного отделения полковник М. Гофман, таланту которого участники войны и позднейшие исследователи отдают должное.

Помимо собственных сил 8-й армии, немцы могли рассчитывать и на скорое прибытие подкреплений из Франции. Характерно, что начальник германского Генерального штаба Х. Мольтке-Младший вполне сознавал опасность ослабления армий на Западе. Даже сразу после Гумбиннена он отказывался от перебросок на Восток. Но потом из правофланговых армий стали приходить сведения о совершенном расстройстве французов, о победах и трофеях немецких корпусов. Поэтому Мольтке счел, что ситуация под контролем, и решил выделить для Востока резервы. Кроме того, на перебросках с Запада настаивали австрийцы, замышлявшие совместный с немцами удар на Седлец.

В это самое время австрийцы успешно теснили русские 4-ю и 5-ю армии Юго-Западного фронта к Люблину и Холму, а потому Конрад фон Гётцендорф еще вполне мог рассчитывать на победу и глубокое вторжение в русскую Польшу. По довоенным договоренностям 8-я германская армия должна была насчитывать 14 пехотных дивизий. С началом военных действий 5 второочередных эрзац-дивизий Мольтке отправил на Запад, а потом вернул два корпуса уже после Гумбиннена и Танненберга. То есть немцы, пусть и не сразу, но соблюли свою часть соглашений в отношении германского присутствия на Восточном фронте. Цена верности этому соглашению – проигрыш Битвы на Марне, а за ней – и всей войны.

С другой стороны, австрийцы вправе сетовать на невыполнение союзников взятых на себя обязательств. Так, 8 августа уже упоминавшийся капитан Фляйшман отправил Конраду телеграмму, в которой сообщалось о том, что «8-я германская армия должна прервать успешно начавшееся сражение под Гумбинненом, вследствие появления русских из района реки Нарев, что она будет отходить на Нижнюю Вислу и возобновит оттуда наступление против вновь появившейся южной группировки противника, то есть 2-й русской армии». Как видим, отступление после проигранного сражения представляется командармом-8 как вынужденное, да еще после того, как оно «успешно началось». Тем самым немцы намеренно вводили своего союзника, изготовившегося на ударе в люблин-холмском направлении (то есть – навстречу немцам на Седлец), в заблуждение.

Узнав о намечающейся переброске войск с Западного фронта, Людендорф пытался отказаться от подкреплений, заявляя, что справится и своими силами. Но тут нельзя забывать, что немцы в ходе всей Восточно-Прусской операции продолжали считать силы 1-й русской армии в более чем 10 пехотных дивизий. Поэтому командование 8-й германской армии, более чем чрезмерно преувеличив силы русских, не особенно решительно отказывалось от подкреплений, справедливо полагая, что даже в случае разгрома 2-й русской армии у них не хватит сил, чтобы нанести поражение и 1-й русской армии.