Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин

Таким образом, заведомо неверная информация и доблесть русских войск, заставивших немцев поверить в заведомо нереальные данные, помогла французам выиграть Битву на Марне, а с нею и всю войну. Надо полагать, что, имей Гинденбург и Людендорф действительные данные о силах русских, ни о какой переброске из Франции не могло бы быть и речи. Сведения о войсках русского Северо-Западного фронта были столь ложны, что Мольтке намеревался перебросить в Восточную Пруссию сразу 5–6 армейских корпусов. И лишь тот факт, что корпуса левого крыла уже были введены в сражение в Эльзасе, да заверения генерала Людендорфа побудили Верховное германское командование ограничиться двумя корпусами и кавалерийской дивизией.

Э. Людендорф считался одним из наиболее способных генералов германского Большого Генерального штаба, его слава, полученная под Льежем (Людендорф сумел взять сильные форты бельгийского Льежа решительным штурмом, прорвавшись сквозь цепь еще дравшихся фортов внутрь крепости, после чего гарнизон Льежа и капитулировал), давали все основания для такого заявления. Однако Х. Мольтке-Младший и кайзер Вильгельм II решили перестраховаться. Имевшиеся на руках у Мольтке данные о расстройстве французов, отступавших к Парижу, позволяли сделать вывод, что изъятие двух корпусов из 2-й армии генерала Бюлова и 3-й армии генерала Гаузена произойдет без особого ущерба для основной операции у Парижа.

Соответственно, Мольтке и начальник оперативного отдела подполковник фон Таппен посчитали, что немцы получили на Западном фронте решающий результат, который французам уже не удастся парировать. Однако немцы ошибались. И ошибались самым роковым образом. Если в начале войны французская стратегическая мысль отличалась, по выражению советских военных специалистов, «своей безграмотностью, извращенностью и отсталостью»[144], то затем главнокомандующий Ж. Жоффр сумел своей энергией восполнить предвоенный недостаток мысли и сосредоточить под Парижем превосходные силы для предстоящего контрнаступления. А германцы как раз ослабили именно этот участок на два корпуса.

Выходит, что Людендорф – верный и последовательный ученик графа Шлиффена – больше своего главнокомандования опасался за судьбу решающего сражения. Но наплыв беженцев из Восточной Пруссии внутрь Германии и давление определенных политических, финансовых и придворных кругов вынудили Мольтке-Младшего послать на Восток подкрепления. По иронии судьбы эти войска были взяты с главного направления, на котором решалась судьба всей войны: ведь выигрыш Битвы на Марне отдавал немцам Париж и Францию. Французы пытались хорохориться, заверяя своих союзников в несокрушимости французского сопротивления. Но, как представляется, заявления французского правительства продолжать войну, даже и после падения Парижа, беспочвенны: это обстоятельство сломало бы духовный стержень нации к продолжению борьбы.

Как только выяснилось движение русских войск П.К. Ренненкампфа на Кенигсберг, Людендорф приступил к организации маневра уже по двойному охвату армии А.В. Самсонова. Против войск 1-й русской армии были оставлены кенигсбергская ландверная дивизия с северного фланга и две кавалерийские бригады 1-й кавалерийской дивизии, отступавшие завесой по фронту. Еще одна ландверная дивизия (как раз выведенная из Летцена 6-я бригада) подпирала свою кавалерию. Все прочие силы были брошены на юг, против 2-й русской армии, которая пока сдерживалась 20-м армейским корпусом генерала Шольца, с приданным ему соответствующим количеством тяжелой артиллерии. Таким образом, уже в первых боях германцы сумели ввести в дело различные части по-разному. В то время как ландвер при поддержке незначительной толики перволинейных войск вел оборонительные бои, регулярные корпуса проводили маневр на окружение. В России такого разделения во имя экономии сил не признавалось: тактическая штатная единица всегда есть единица.

2-я армия. Орлау – Франкенау

10 августа 15-й и 13-й русские корпуса начали сражение на заблаговременно укрепленной неприятелем линии городков Орлау – Франкенау. Это был первый случай, когда русская 2-я армия встретила перед собой противника. Почти неделю русские шли вперед, не встречая врага, и только теперь он обозначился перед ними. Немцы обозначили себя не бегущими, а атакующими. Вдобавок – с левого фланга движения 2-й армии. Это означало, что легкой прогулки по Восточной Пруссии не будет. И, что главное, это означало, что прав был не Жилинский, тянувший 2-ю армию к Алленштейну, а Самсонов, тянувший армию к Остероде.

На этом участке шесть германских полков в составе 37-й пехотной и 3-й резервной дивизий при 16 батареях (в том числе – 4 тяжелых батареи) сошлись в поединке с русским 15-м армейским корпусом Н.Н. Мартоса при 14 легких батареях. В то же время 41-я пехотная дивизия генерала Зонтага из состава 20-го армейского корпуса и 70-я ландверная бригада отступали перед русским 13-м армейским корпусом Н.А. Клюева. Опять-таки, немцы, имевшие в своих рядах меньшее количество активных штыков, потеряли несколько меньше живой силы за счет своего артиллерийского превосходства и действия тяжелых гаубиц, цементировавших оборонительные порядки германских частей.

Генеральные штабы всех стран были убеждены, что исход войны решится в высокоманевренной борьбе в течение относительно короткого срока времени. Следовательно, необходим тот снаряд, что будет, прежде всего, использован против неприятельской пехоты, а не против каких-либо укрепленных позиций. Именно поэтому большую часть боекомплекта орудий легкой артиллерии во всех армиях Европы составляла шрапнель, которая была не столь эффективна в контрбатарейной борьбе, вследствие того простого обстоятельства, что прислуга пушек была защищена щитом самого орудия. Бесспорно, рано или поздно, шрапнель все равно выводила прислугу из строя, но этого времени могло и не хватить для окончательной победы. В то же время тяжелая артиллерия создавалась германцами именно для взлома крепостных сооружений Бельгии, Франции и России. Поэтому количество гранат (не говоря уже об их взрывчатой мощи, как таковой) в тяжелых батареях было соответственно большим.

Вот и выходило, что в то время, как легкая германская артиллерия вела борьбу с наступавшей русской пехотой, тяжелые пушки (в том числе и крепостные) вели, прежде всего, контрбатарейную борьбу, уничтожая русские батареи, поддерживавшие огнем свою наступающую пехоту. А если вспомнить, что дальность стрельбы тяжелых гаубиц все-таки больше, нежели у легких полевых орудий, то становится ясно, что немцы имели возможность располагать свои тяжелые батареи вне действия ударов русской артиллерии.

Немцы ожидали русских под Орлау потому, что здесь находилась заблаговременно укрепленная позиция, перекрывавшая дорогу на Куркен – в глубь Восточной Пруссии. Миновать эту позицию, оборудованную по опыту Русско-японской войны 1904–1905 гг. ловушками в виде «волчьих ям» и проволочных заграждений, русские не могли. Сильный артиллерийский огонь неприятеля не позволил русским развить свое наступление днем 10 августа, и потому комкором-15 была сделана ставка на внезапный штыковой удар.

Ранним утром 11-го числа русские части в темноте вплотную подошли к германским позициям и атаковали на рассвете с первыми лучами солнца. Одним ударом линия обороны врага была взята, трофеями стала масса пленных и несколько орудий[145]. Но все-таки 15-й армейский корпус Н.Н. Мартоса не смог самостоятельно преодолеть германской обороны на всю ее глубину, и только выход 11 августа частей 13-го армейского корпуса на неприятельский фланг вынудил врага откатиться на Остероде. Очередные трофеи русских составили всего лишь 2 орудия и 2 пулемета, взятые 24-м пехотным Симбирским полком. Потери – около 2,5 тыс. чел. и убитый командир 29-го пехотного Черниговского полка полковник А.П. Алексеев.