Сделаю тебя своей - Ника Черника

Повисает тишина, Тимур разглядывает меня какое-то время, потом проходит в кухню, к балкону, привычно закуривает, стоя ко мне спиной, но не поворачивается, как делал обычно. Дымок нервно струится вверх, расплываясь в стороны от частых движений сигареты. Я стою, ожидая вердикта, просто не могу сдвинуться с места, пока Тимур хоть что-то не скажет мне.

Он поворачивается, потушив окурок.

— Я тебя услышал, Милана. Делай так, как считаешь нужным. Я готов бороться с кем угодно, но только не с нашим сыном.

Я киваю, давя спазм в горле.

— Спасибо, — выдыхаю тихо, — я соберу вещи.

Наверх я убегаю, потому что начинаю плакать, падаю на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Не хочу, не хочу, не хочу так. И не могу по-другому. Не вижу, как выбраться из этого замкнутого круга.

Тимур появляется, когда я успеваю успокоиться и собрать вещи, я далеко не все распаковала за это время, так что сборы много времени не занимают.

— Я снял для вас квартиру, сейчас вызову такси, вот адрес, — он кладет листок на кровать. — Никаких проблем с заселением не будет. Можешь взять необходимое, остальные вещи перевезут туда завтра. За квартиру я буду платить сам. И высылать тебе деньги тоже буду. Надеюсь, это не возбраняется?

Я молчу, не глядя на него. Вижу краем глаза, как он кивает и уходит, аккуратно прикрыв дверь. И мне сейчас даже хочется сказать спасибо за то, что он такой привычно холодный и отстраненный, потому что так больнее, но легче справляться с реальностью вокруг.

Еще две недели пролетают, как в тумане. Мы переехали в двушку в хорошем районе, я работаю, ищу Гоше школу по соседству. Он знакомится с местными ребятами. Тает ли между нами лед? Медленно, но тает. Мы уже разговариваем, и хотя прежней близости нет и в помине, разговор не похож на короткие фразы чужих друг другу людей.

Иногда Гошу даже прорывает, словно он на время забывает о случившемся, и говорит привычно взбудоражено и эмоционально. В такие моменты я ловлю каждую его эмоцию с жадностью, пытаясь запомнить. Мне хочется верить, что когда-нибудь мой светлый мальчишка вернется насовсем.

И это единственное, что помогает мне жить это время. Потому что внутри меня невыносимая тоска. Я плачу ночами и ничего не могу с собой поделать. Прячу полную апатию за улыбками, чтобы Гоша не понимал, как мне плохо на самом деле.

Я и выгляжу, как тень: бледная, худая, последние дни еще появилась тошнота. Организм словно не хочет признавать того, что я вычеркнула Тимура из жизни. И протестует таким образом. На работе вопросов не задают, и вообще мало трогают. Уверены, я так остро переживаю развод. Делиться мне совершенно не хочется, потому я просто погружаюсь в документы на восемь часов в день, а потом сбегаю.

Мы ходим с Гошей гулять, в кино, на аттракционы, на концерты. Таскаемся везде, где можно, хотя, если честно, у меня нет никаких сил. И все чаще я чувствую, что больше всего хочу лечь и уснуть. Держусь ради сына, а дома нет сил даже разогреть еду. Наверное, так выглядит упадок сил.

Тревожный сигнал наступает, когда на работе я встаю из-за стола. Кабинет резко начинает нестись по кругу, а к горлу подкатывает тошнота. Я падаю в кресло, снося попутно ежедневник и подставку для канцелярии. Девчонки испуганно нависают надо мной.

— Ты как, Милана? — спрашивают, хватая за холодные руки.

— Лучше, — шепчу, не открывая глаз. — Правда, лучше. Уже не кружится голова, только тошнит.

Когда смотрю на них, вижу, что переглядываются, а потом Женя, кашлянув, осторожно спрашивает:

— Милан, а ты не беременна случайно?

Я начинаю качать головой раньше, чем эти слова доходят до мозга. А потом замираю, лихорадочно вспоминая, когда у меня были критические дни. Задержка выпала на расставание с Тимуром, и я решила, это стресс, плюс отказ от противозачаточных дал гормональный сбой. А потом было просто не до этих высчитываний…

Мысль падает на меня, придавливая еще больше. Если я беременна… От Тимура… Боже, боже, что же делать тогда?

Нет, стоп, просто не надо паниковать раньше времени. Я не могу быть уверена. Нервное истощение не стоит исключать. Мне нужно сделать тест, чтобы убедиться и успокоиться.

Только успокоиться не выходит, потому что когда утром я смотрю на палочку в руках, она показывает две полоски.

Мир плывет перед глазами. Разве возможно такое, возможно? Он ведь не кончал в меня… Ага, как и тогда, одиннадцать лет назад. И я забеременела. Вот так легко… Боже, а если опять выкидыш? Я просто не переживу этого. Нужно срочно в больницу обратиться.

Я сижу и продолжаю смотреть на две полоски. А как же Тимур? Что мне теперь делать? Если я не скажу ему, это будет… Да это просто ненормально. Он все равно узнает, сейчас не та ситуация. Узнает, и что? Захочет, чтобы я была с ним? Насильно заставит? А Гоша как же? Он ведь не примет его… Что же мне делать, господи, что делать?

Но ответа нет. Я ведь даже не знаю, чем живет сейчас Тимур. Мне, конечно, казалось, что то, что между нами, пересекло границу серьезного, стало чем-то важным, настоящим… Но что это для него? Возможно, я исчезла с радаров, и все кончилось. Он ведь действительно не объявлялся эти дни, словно вычеркнул меня из жизни. Вдруг он вовсе и не будет уже рад моему звонку? И тем более беременности. Ведь как я и говорила: ситуация с Гошей сильно волновала его только первые дни, потом он затих, и интерес стал пропадать. К Гоше. Ко мне. Как ни горько это признавать — ко мне тоже.

Я трусливо решаю выждать еще. Иду на прием к гинекологу, на узи, начинаю пить витамины и гормоны, которые мне выписывают для поддерживающей терапии — из-за прошлых выкидышей. Но пока врач не видит причин для паники, особенно, когда узнала, что партнер другой, и что у меня уже есть от него ребенок.

Каждый вечер я ищу нужные слова для разговора с Гошей и не нахожу. Каждый вечер беру в руки телефон, чтобы позвонить Тимуру, и не звоню. Замкнутый круг какой-то. Я обманываю себя тем, что пройдет время, и Гоша как-то смирится с положением дел, но он сам не заводит разговоров, словно вычеркнул из памяти случившееся, запретив себе к нему возвращаться.

Если я расскажу о беременности, если захочу быть с Тимуром, а сын отвернется от меня снова? Уедет к Роме, решит, что я его предала таким образом, завела нового ребенка взамен него… Я просто не переживу этого. Пусть Тимур называет подобное Гошино поведение шантажом. Но это не шантаж — это детская реакция на боль. А Гоша и есть ребенок, мой ребенок, и меньше всего я хочу, чтобы он страдал. Тем более из-за меня.

Но рассказать рано или поздно придется. Придется, но я трусливо выбираю подождать еще немного.

Полтора месяца. Полтора гребанных месяца без Миланы. Как будто целая жизнь. Я никогда не думал, что можно настолько тосковать по человеку.

Мои отношения с отцом никогда не были теплыми. Он жесткий, не слишком эмоциональный, в этом мы, наверное, похожи. Он не принимал в моей жизни участия никакого, кроме денежного. Даже когда я приехал в Питер. Но требовал много. Кроме того, что я пахал на него первое время, как проклятый, я должен был создавать видимость семьи. До сих пор должен, хотя искренне не понимаю, зачем ему это.